Вера Иосифовна Панченко
Стихии о России
Повзрослел березовый
листок,
Светит май, широкий,
как шесток,
Соловьиный слышится
свисток,
Только ночи очень
холодны.
Собираю новый чемодан
–
Старый развалился в
дребадан,
Мне на благо день
грядущий дан,
Только ночи очень
холодны.
Я поеду в древние
места,
Где кутья истории
густа,
Где крыло зеленого
креста,
Только ночи очень холодны.
8 мая 2000
* * *
Но кто надругался над
вами,
Деревни с пустыми
церквами,
Где звонниц обглоданы
ребра
И слабые своды
недобры?
Разрушен ваш космос сакральный,
Вы с плугом – один на
один.
И минул тот век
завиральный –
Не он на земле
господин.
И новый – взирает
безвольно,
И чем вас утешить
теперь?
Когда поперек и
продольно
Ваш мир состоит из
потерь?
Воскреснут небесные
силы –
Душевные силы щедры.
Ах, как поселенья
красивы,
Где в центре – живые шатры.
22 июня 2000
* * *
Ласкают глаз, ласкают
воздух,
Ласкают годы и века,
И отражаются на
звездах,
Как души сирых, кто их
создал
Из белой струйки
молока.
Им, сирым, было всё
понятно:
У истины свой облик
есть.
Его увидев, вероятно,
Душа свои почистит
пятна –
Пришла, пришла благая
весть.
Как ратник в панцире,
могучий,
Со шлемовидною главой,
Стоит он над речною
кручей,
Наставник и – на
всякий случай –
Земли защитник боевой.
Князья ушли – остались
храмы,
Остался голос вечевой,
Чтоб это каменное рамо
Народу подставлять
упрямо,
Когда он, бедный, сам не свой.
14 июля 2000
* * *
Что такое русская
идея?
Как всегда, опасная
затея –
Все привычки заменить
собой
И начать оправданный
разбой.
Не срывалась бы с
реальной почвы,
Не ломала бы наш мир
непрочный,
Никогда бы к ней не
липла грязь, -
Но тогда бы русской не звалась.
20 декабря 2000
Из книги «Не расцветай, бутон печали…» 2001 – 2002
* * *
Пафос жизни – певучее
жречество,
Я служить ему обречена.
Свежим воздухом дышит
отечество,
Неразменная величина.
Летний ливень,
воздушная скиния,
Торжествующий шорох и
шум,
Голубика, глазастая,
синяя,
На кустах дожидается
инея,
И сладимая, словно
изюм.
Сопка, лысая в сторону
севера,
Снег сушила еще до
весны –
Каждым солнцем, а было
их семеро,
И всегда своим ликом
ясны.
Пафос жизни, моя
первородина,
Где напето и
нахороводено,
Пел отец и на скрипке
играл,
Знать не зная, что жизнь – ритуал.
31 января 2001
* * *
Россию спасет нищета
От зорко глядящей
обиды:
На роскошь имевшие
виды –
В мешке получили кота…
Россию спасет нищета
От худшего в мире
разора,
Как лучшая в мире
рессора,
Терпеньем душа налита.
Быть дальше бегущих
карет –
Тихонько бредет
колымага.
Всем прочим так было -
во вред,
И только России – во благо.
25-26 апреля 2001
* * *
А в России жизнь
другая,
Если к ней летит душа,
Как летит стрела
тугая,
Оперением дрожа.
Жизнь – не лучше,
может, - хуже,
Больше грязи, больше
стужи,
Но всё худшее –
снаружи,
А беседует со мной
Только тыльной стороной.
6 мая 2001
Дорожные стихи
*
Купе – это камера
пыток,
Такою ценой я должна
Сибири развертывать
свиток,
Столетья читать
письмена.
Оправдано действо
масштабом,
В пути оправданья
полно,
И суткам, как курочкам
рябым,
Нестись золотыми дано.
Оторвана – четвертью
века,
Приближена – стуком
колес,
Твоя забайкальская
Верка
Теряет горошины слез.
Застигнута часом
свершенья,
Как будто себе
вопреки,
Ведь люди и их
положенья –
Друг другу всегда
чужаки.
И время – как гений
злодейства:
Две вещи совместны при
мне –
Мельканье и
медленность действа,
Как разные планы в
окне.
Мир скроен по меркам
сибирским,
И сшит на сибирский
фасон,
Становится дальнее
близким,
И явью становится сон.
23 июня 2001
*
Входит в стоимость
билета
Только кипяток –
Вот российская
примета,
Вдоль дорожного
кювета,
Прямо на восток.
Огородная Россия,
Ты пахала и косила –
Тем и занята.
Как естественная сила,
Ты по-прежнему красива
В новые лета.
Вкусен хлеб в
дороговизне,
Красота дороже жизни,
Только жизнь дешевле
хлеба –
Так всё лепо и нелепо
В нашей страждущей
отчизне.
Помню, жались
пассажиры
К краникам гуськом,
На перронах рвали
жилы,
Водогрейкой были живы,
Хлеба не было, но –
живы
Белым кипятком.
На листке несли
капустном
Несколько картох…
Сердцу жалостно и
грустно,
Слог срывается изустно,
Как невольный вздох.
24 июня 2001
*
… Убежали от дождей,
Их оставив на Урале,
Он сыграл нам на рояле
Белых ливней, лиходей.
А барабинские дали –
Небеса на пьедестале,
Начесали белый пух
От козы, а может,
двух.
Ах, пуховые платки
Расстилает степь
повдольно,
Я отчизною довольна
И гляжу из-под руки.
Обь в жестокую жару
Нас сварила на пару,
Отслоила кожуру
На разбойничьем пиру…
25 июня 2001
*
Где большая, где малая
родина,
Различить не могу – и
зачем?
Я нечаянно в жизни
забродина,
И это – плачевно.
Помогала мне в
качестве тыла,
И казалось: я вольный
ходок.
Но когда мое время
пробило,
На короткий взяла
поводок…
Кто вернулся с чужими
глазами –
Был несчастен, и
взвесил слова.
Знаю, родина – высший
экзамен,
И всегда перед нами
права.
Для высокой созревшая
боли,
Не имея нигде барыша,
Словно семя, упавшее в
поле,
Возвратилась к истокам душа.
26 июня 2001
*
Это было – увы! – это
было.
С этим озером в
пригоршне гор,
Оскверненная
зряшностью пыла,
Я прискорбный вела
разговор.
Эти горы остры, как
торосы,
Утра, словно тюлени,
раскосы,
Для сияния чаша сия –
Как серебряная кисея.
Напоила меня униженьем
На любовь и восторги в
ответ.
Это было моим
пораженьем,
Это стало началом
побед…
Позабудься,
байкальская сага,
Не имеют значенья
теперь
Ни потери мои, ни
отвага,
Как остаток сухой от
потерь.
27 июня 2001,
Транссиб.
Забайкальский цикл
* * *
Племяннице Наталье
Панченко
Люби, Наташа, Ульякан,
Забытый Богом и
властями,
Тайгою прибранный к
рукам,
Где время поймано в
капкан
Тоской о доме и о
маме.
Твой дядя и отец, и я
–
Мы там намыливали
пятки
От сладостной морковной
грядки,
Послевоенные заплатки
Сменить на прочность
бытия.
Там, как всегда, шумит
река
На каменистом
перекате,
И камня мокрая щека
Сверкала нам издалека,
Пока мотало нас, пока
Крутило кстати и
некстати.
Люби, Наташа, Ульякан
За перевалами крутыми,
Там плес и
сопка-великан
Приладили к своим
вискам
Не чье-нибудь, а наше
имя.
Там роща бережет в
тени
Лик величавый на
эмали,
Покой не делится на
дни.
Там вся земля тебе
сродни,
И нас туда ведут
ступни
Тоской о доме и о
маме.
8 августа 2001
* * *
Ступенчатый город
нисходит с горы,
Как Семирамиды
творенье,
И в мареве виснет,
сомлев от жары,
И на зиму варит
варенье.
Всё лучшее в мире
нисходит с горы –
Скрижали, обзор и
моленье,
На спинах нисходят
лесные дары –
От долгой зимы
исцеленье.
И местное свойство
души – высота.
Пройдя высотой
воспитанье,
С небесного город
читает листа,
Чтоб вынести низость
страданья…
Гора – это выход в
иные миры,
И верные правилам склона,
Нисходят всегда
древеса и дворы –
До самой каемки Кенона.
10 августа 2001
* * *
Предосенний туман над
степной Ингодой,
Словно позднего утра
домашний удой, -
Просочится легко меж
невидимых створ,
И поднимется солнце,
как времени ствол.
И палитру сезона мы
ставим на стол.
Степь безмолвна,
бесцветна, как веник-голяк,
На забытых полях –
полусмерть-полузлак
И командует жизнью,
утробной, как стон.
Нет, командует жизнью
сиреневый тон –
От альпийской ромашки
исходит, как дух,
Грунт ему подчинен
вплоть до облачных мух.
Ах, ромашка - вот
жизни жетон.
И бессильна над степью
и сушь, и мокреть.
Лишь полудню доступно
бездымно гореть
Над усталой водой
Ингоды.
Предосеннее действо
свершилось на треть
И – крестьянские наши
труды.
И беда на земле – всё
еще полбеды,
И не надо вздыхать и стареть.
29 августа 2001