ВЕРА ИОСИФОВНА
ПАНЧЕНКО
ИЗБРАННОЕ
Не встреться мы вовремя с богом –
Что было бы в мире тогда?
Паслись бы у солнца под боком
Двуногих чудовищ стада.
О вольном просторе – ни звука,
Молчал бы, как зверь, материк.
Глухой бессловесности мука
Его исказила бы лик.
Творимо губами сухими,
От первых разгаданных встреч,
Святое короткое имя
Взрастило раздельную речь.
Язык – в компетенции бога.
И даже хмельной Дионис
Украсил нас музыкой слога
У ветром открытых кулис.
* * *
"... по хребту многоводного моря ”
Гомер.
Вот ветер и парус, волна и весло,
Вот боги и люди – нельзя друг без
друга.
На вёслах жила островная округа,
И боги любили своё ремесло –
Добро награждать и наказывать зло,
Спасать и топить длиннорукие судна.
Нельзя друг без друга – любовь
обоюдна,
Волна – это боги, а люди – весло.
* * *
Этот танец ястребиный
В голубиной вышине –
Всем понятный ход глубинный
С человечьим наравне.
Два героя из сюжета
Свой союз – не надо свах, -
Как Ромео и Джульетта,
Заключат на небесах.
Плавные круги сближая,
Не торопятся крыла.
И земля, для них чужая,
Зорко смотрит, как стрела.
* * *
Ещё не канули кануны
И век ещё пружиной сжат.
И нити времени, как струны,
В холодном воздухе дрожат.
И сутки, полные, как луны,
Ещё не докатились вплоть.
Последний год – уже кануны,
Уже отрезанный ломоть.
* * *
Жизнь усложняется – жизнь упрощается,
Вверх подымается, крылья сложа,
В малометражку убого вмещается –
И совмещается с миром душа.
Множатся числа и пухнут количества –
Падает качество, числам служа.
Именем добрым по-прежнему кличется,
Только не стоит уже ни гроша.
* * *
Персть земная с наперстянкой во
главе.
Смысл хромает – немотою заклеймён,
Только образ расцветает в голове
И согласное звучание имён.
В этот образ закодирован мой дух.
А значенья тяжелы, как жернова.
Поддаётся мир на глаз и нюх, и слух,
И лишь малою частицей – на слова.
* * *
"Что ж! Камин затоплю, буду пить...
Хорошо
бы собаку купить”.
Иван
Бунин. 1903
Собака есть, но нет вина.
Камин отчалил вместе с домом.
Подобным романтичным дрёмам
Безвременно пришла хана.
Покрепче средство от тоски
Найду теперь, в конце столетья, -
Терпением хлестать, как плетью,
И штопать старые носки.
* * *
Господи, прости меня
За усталость и обиду,
За тяжёлую планиду –
Не удержит пятерня.
Нет ни правил, ни игры –
Всё всерьёз и самотёком,
Бьёт внезапно, словно током, -
Разберёшься на махры.
Через два незрячих дня
Соберёшься – ну, да ладно.
Улыбнуться надо складно.
Господи, прости меня.
* * *
Не событийный, а бытийный
Гуляет в недрах строчек гул,
И смысл его хрестоматийный
На место Бога посягнул.
Поэт чреват масштабом мира.
Осознаёт он или нет,
Но оптика его визира –
Вселенский свет.
* * *
Дело такое простое –
Тихой бессонницы муть,
Хлёбово ночи густое –
Ложкою не провернуть.
Время её холостое
Надо по капле сглотнуть,
Рифмой плохой удостоя,
Чтоб задремать как-нибудь.
* * *
Но я имею право
На старость и хворобы.
Пока всё это, право, -
Разминка или проба.
Ищу я оправданье
Всему, что будет позже.
Прошу я мирозданье
Попридержать вожжи.
* * *
Который час теперь – не знаю,
И некого спросить вблизи.
Дом уподобился Синаю,
Где мудрость я запоминаю,
С её нехваткою в связи.
Все времена прошли, как выстрел,
Хоть было их не впроворот.
А мудрость копится не быстро,
И только верхние регистры
Услышит вечность у ворот.
И не испить из этой чаши –
В свой превратиться черновик.
Родные сёстры – души наши,
Друг друга смыслом напояше,
Поскольку жизнь – всего лишь миг.
* * *
Тихонько умирает лето,
На брови сдвинув козырёк,
И выпив весь источник света,
Как будто яда пузырёк.
Ещё душа не отлетела –
Ещё струится теплотой,
И отторгаемое тело
Ещё стоит, как сухостой.
* * *
Нельзя умереть, не узнав торжества
Своей победительной силы,
Созрев до отказа, как будто листва, -
Она в увяданье красива.
Душа, как гармонь, раскрывает меха –
Услышать свой собственный голос
И стечь по Лебяжьей канавке стиха
Туда, где судьбой укололась.
* * *
А утро клюёт в подоконник
Серебряным клювом дождя.
Октябрь – непогоды поклонник,
Другой в октябре не найдя.
Он знает, как ценится лето
И как драгоценна зима,
На лбу своего бриолета
Не ставит клейма.
Но кто-то сквозь слякоть и морок,
Кто зорок, за ним подглядел:
Он жертва сезонных задворок,
Он мастер серебряных дел.