ВЕРА ИОСИФОВНА ПАНЧЕНКО
Из разных книг
Совсем не стихийна стихия стиха,
Хотя и поток, полусумрак, придонье.
Она, как и все, - при законах, при
доме,
Сундучного хламу хранит вороха.
Прокрустово ложе размеров и рифм.
И сложены строки, как будто поленья.
Она, словно сердца простой логарифм,
Доступна графленью, затем
вычисленью...
Внезапна, стихийна, всегда не с руки,
Безбрежна, рассыпана всюду по свету,
На всех берегах – черепки, позвонки –
Во всех колеях и по каждому следу.
В её половодье лишь чувства ладья
Найдёт ориентир, отомкнёт
заповедность,
И что-то в ладошку мне вложит на
бедность –
И хватит на долгую нить бытия.
* * *
вертикаль
– доминанта
Юрий Касянич
... не люблю вертикали,
Слишком много и стен, и столбов
навтыкали, -
Свет застлали и небо сокрыли от глаз.
Я ходок, я шагатель, а не верхолаз.
Я иду по земле, обходя вертикали.
Как тугая струна, горизонт музыкален,
Это даль и простор, светоносная
пласть,
Лишь деревьям прощаю высотную
страсть.
Это – тайна, но всё же разгадка
доступна,
Всё, что мелко вдали, предоставит мне
крупно.
Вертикаль озирая, глаза пощади.
И не сверху Господь, а всегда впереди.
* * *
Сохнут в городе деревья –
Низок уровень воды.
Возле горла вьются вервью
Эти щупальца беды.
Прибавляя ежегодно
Пней, похожих на столы, -
Беззаботны, безысходны
Взвизги жадные пилы.
На земле излишка нету
Ни деревьев, ни людей.
Смерть шагает без запрету –
Не становится сытей.
* * *
Европейский дух боится плоти,
И хотя не шаток и не хрупок,
За собой на бреющем полёте
Тянет философию уступок.
Оттого в нём – холодок рассудка.
И на тёплых волнах примиренья
Плоть – а что ей? – плавает, как
утка,
И не портит духу настроенья.
* * *
Звери умирают мудро –
Тайно, в темени, под утро,
Поделясь своим страданьем,
Может, только с мирозданьем.
Есть достоинство в природе.
Сил последних на исходе
Станет молча, со смиреньем,
Божья тварь – его твореньем.
Дух звериный, бессловесный,
Переходит в свет отвесный,
Там и равенство, и братство –
Наше общее богатство.
* * *
Среди людей я ничего не значу,
Где я опорной точки лишена,
Чтоб объезжать гривастую удачу,
Но мне удача эта не нужна.
Невольное несовпаденье с миром,
От коего прискорбно мне одной,
Я исцеляю верным эликсиром,
Взлелеянным далёкой стариной.
Все поколенья сращены, как ветки,
Язык на сотни лет – единый ствол.
И капают словарные пипетки,
И приглашают каждый день за стол.
* * *
Беги, беги, безудержный художник,
Ищи, ищи, чего не потерял.
Расхристан на земле, как подорожник,
И крепок, как якутский минерал.
Не уставай, не притупляй хрусталик,
Последний не разграбленный богач.
В Европе все давно уже устали –
Она давно уж кладбище удач.
И знаешь, ныне никому не нужный,
Что на тебя заказ издалека.
И ты исполнишь этот бег окружный,
А для кого – беда невелика.
* * *
И не было нигде опоры
В пространстве с севера на юг,
И в воздухе висели горы –
Как будто подняты на крюк.
И ни рожденья, ни распада,
И ни кристалла, ни ядра,
И ночи не было с заката,
И света не было с утра.
И этого ареопага
Лишь обозначился намёк,
Когда в начале было благо –
Вселенной тонкий стерженёк.
* * *
«... а я не словесен»,– сказал Моисей.
Первообраз из первоистока,
Не довольствуясь сферой пустой,
Над водою носясь одиноко,
Лексиконом оброс, как листвой.
И наполнен эфир до отказа,
Так как все златоусты теперь.
Но лишь самая краткая фраза –
Первообраза кровная дщерь.
* * *
Язык умирает последним,
Гортани отдавший цветам,
К пластинам пришпиленный медным,
Ещё вопиет, словно шрам.
Логично такое сужденье:
Словесная чаша – крепка.
Но как началось вырожденье?
Оно началось с языка.
* * *
Душа пульсирует – словно космос,
С ударом сердца совсем не в лад.
И осень светится абрикосно,
И лето зреет, как виноград.
Душа с корнями земли знакома,
Она – как воздух, вода, огонь.
И к ним по-родственному влекома,
И мне протягивает ладонь.
* * *
Никто не исправил ошибку Платона –
Командовать жизнью, текущей придонно,
Навязывать ей совершенство закона,
Улучшилась дабы стократ.
Напротив – ошибки пошло углубленье:
Идеи у нас в штабелях, как поленья.
И жизнь, испытавшая это давленье,
Обратный дала результат.
* * *
Жизнь не стареет – и мир не стареет.
Кто беспрерывно живот его греет?
Вечности пекло клокочет огнём.
Мы исчезаем, как топливо в нём.
Наши тела – это мира движенье.
Нет к нам ни жалости, ни уваженья.
Многовековый наш замок земной –
Это всего лишь сарай дровяной.
Гений – не нужен. Его появленье
Суть перед жизнью своей удивленье,
И любопытен земли неофит,
Ищет ответы и жмёт на графит.
Жившие ради софийской приправы
Все ошибались – и все были правы.
Мир не стареет – он замкнутый круг,
Водит нас за нос, беря на испуг.