ЕЛЕНА ЧУБЕНКО
«АЛЁШИХА» ЗАГУДЕЛА
Могилки
за деревней, как и вся
деревня, впрочем, приходили в
упадок. Да оно по - другому и
нельзя ! Не резиновые ведь,
а народ туда
несут и несут. Ладно
стариков, так ведь и
от молодых отбою нету. Старые венки
и цветы образовали
сугробы, которые заваливали изгородь… Коровы пасутся,
срамота!
Поглядела
- поглядела сельская власть на
разваленный последний приют и
сорганизовала « помочь» - миром
огородить кладбище, микрорайон
«Алешиха». Собрался на «стройку
века» весь семидесятилетний «неликвид»,
мужики помоложе 50- 60 лет и сорокалетние
пацаны.
А мужики они
ведь те же бабы,
только наоборот! Видятся
все вместе опять же на похоронках, будь они неладны. Сильно не поговоришь, не посмеешься. Три
рюмочки потянул, тебя
родненькая уж под
бок локтем тычет: пропусти
хошь одну! И постылится, и
постылится !
А тут дорвались: одни, без докучливых баб, кругом
солнце, трава. Могилки- то в этом
возрасте уж никого не пугают. Споренько подгородили упавшие,
а местами и вовсе пропавшие пролеты
изгороди, приладили щеколду
на ворота, все
довели до ума.
Года годами, а
сноровка-то в руках есть,
у многих еще и
силушка не вся в прах
ушла. Между делом организовали складчину . Дмитрича, как
самого дельного, за
спиртом отправили. Тот привез
трехлитровку уже
разведенного спирта, и вечно
скорбная «Алешиха»
пошла в разгул …
На
сорокаградусной жаре бывшие
«гуляки» катастрофически быстро приходили в полную негодность.
« Выпить- то всего ничего, по стакану ….
Или по два на каждого ...»,-
рассказывал мне потом батька. -Стакашков
-то не было у всех ,
дак мы у
покойничков из- под памятников
стограммовки пособирали».
Мама часам к трем- четырем забеспокоилась:
« Жара,
а он на мотоцикле. Поди выпил там, ума- то нету! Как бы давленье
не скочило! Ишо залезет где-
нибудь в забор! Поди к брату
в Заречку заехал».
Бегом на велосипед, да в Заречку . У Севостьяна батьки не оказалось. С Заречки глянула на увал,
за Алешиху, увидела
стоящий у кладбища
дедов мотоцикл.
На
велосипеде опрометью туда,
прямо за свеженький
забор.
Картина маслом! Почти
у ворот, как
былинный богатырь , раскинулся
Михайлов.
« Храпит, как старый
конь, скачки* через
его скачут, токо что
полный рот не набился! Гурьян к нему
подошел, наклонился с пригорочка,
кувыркнулся через голову и тоже
рядом, как пропал! А
моёго нету! Гляжу,
Петька Капустин сидит на коленках, возле
фошинских оградок. Подхожу -
вот он,
родимый! А Петька
коло его, вроде
как караулит, чтоб
скачки не затоптали. Спит! Морда
красная! Под головой таз,
в котором покойника
обмывали! С - под оградки
достал, как подушку
положил! Страмота! Хто помоложе – тут же разбрелись,
хто под черемухой
сидит, сомлел, хто
домой пошел. Я как
давай их
стыдить:
- Пошто
путные мужики-то домой
разошлись, а у
вас ума не хватило? Вам что,
места не было, вы на Дешуланку не могли
уйти! Покойники, наверно, в
гробу перевернулись.
-
Што ты,
кума! Оне довольные – мы им
згороду сделали, ворота приладили!
Коровы по имя ходить не будут,
ноги обтаптывать. Да и
помянули мы их всех …
-
Ну ладно, хорошее
дело! Но для чего
так наедаться - то было по жаре!
Вы же все больные! Парализует и все!
-Но
и ладно. Далёко ташшить не надо.
Тут и
зароете …Мы тут и места
себе сёдни облюбовали
по блату.
Махнув
рукой, мама стала организовывать самовывоз
долготья **. Коваленковский парень
затрелевал*** деда в
коляску. Причем дед с его
весом и
полностью потерянной
ориентацией в пространстве в
коляску влез только
самой плотной нижней оконечностью, а
ноги торчали над
коляской.
«Гони,
штоб гайки мелькали,
не бойся! Он крепко завяз, не
вылетит», - выдала последнее напутствие мама, провожая деда
не в последний путь,
а вопреки здравому
смыслу, с последнего пути домой.
Сама следом на
велосипеде. « Маленько отстала»,
приехала в ворота, когда
деда уже чинно
разложили на диване. Как
этот худенький парнишка
один вынул утрамбованного в коляску деда,
мама по сей
день не понимает.
«Стройку века»
и по сей день
и мама, и папа вспоминают со смехом. Да и мне почему – то кажется, что
прав был дядя
Петя Капустин – дело сделали
богоугодное, покойников обгородили и помянули. Ну выпили
маленько, с кем не бывает .
Теперь уж приличная часть тех
строителей полёживают в заботливо
ими же огороженном районе ( строились - то давно, годов пять назад),
лежат, поди, да сами
себя похваливают, думают, может
еще кто из
живых придет, погородят
да почудят около нас -
всё веселей будет
лежать – то. Можа и выпьют, язви их! Нам- то
уж не выпить …»
* скачки-
кузнечики
** долготьё- нераспиленные стволы
леса
*** трелевать - тянуть трактором –трелевщиком долготье на лебедку
Юбилеи как
незваные гости. Их не особенно ждешь, а они приходят
с пугающей быстротой, если глядеть за сороковник .
Вот подошел и очередной незваный гость - маме 65 лет!
Никто из нас, ее детей, в
это особенно не верит. Маме в принципе
не 65 лет.
Люди
такого возраста не смогут накидать сена
коровам, по пути забежав в
пригоны, наведя там относительный
порядок. Приструнить на этом же пути
собаку и кур, возвратиться в дом,
на одной ноге крутнувшись, дать нагоняю двум внукам, чтобы присели,
и мужу, чтоб не особо засиживался.
Все это за 10 минут. При этом
умудриться одновременно варить
обед, проверять уроки у одной и собирать
в школу второго, на
вторую
смену. Это под силу разве
что сорокалетней. (Если уж
честно, то не под силу даже сорокалетней). Мама все это успевает.
Никакой « Орифлейм»
и «Жемчуг» уже
не разгладит морщины, но они, по- моему, меньше всего заботят ее. Мама вот уже
почти два года как оставила
свой Дешулан. Переезд страшил нас -
ее детей, в первую очередь.
Хотелось, чтобы не было тоски, депрессии, просьб об обратной депортации.
Ученые уже чужими переездами! Всего насмотрелись, наслушались.
Видно, за свои (тоже уже не малые) года мы так
и не выучили мамин русский характер.
Мама
вошла в новый дом в
Улетах последней – ехала на совсем уж
тихоходной машине. Свиньи, куры, дети и
внуки уже шебутились в
ограде, в доме, в огороде - ревели всяк на свой
лад, когда подъехала мама.
Церемония вселения, с выпрашиванием милости у домового, была сведена
на крайность, до неприличия. Поджидая
в Улетах переезжающих, я истопила
печку, сварила обед, но, конечно же, не подумала о животине. Едва вселив
в дом кошку, торопливо
вынутую из -под полы
фуфайки, мама
развернулась глядеть, куда устроена
ее ненаглядная свиноферма и чем она « животную» будет кормить. Я
за пару минут получила разгону, что не нагрела воды
для корма.
Совместное
чинное застолье не получилось –
кто перекусывал, кто уже занялся скотом, кто
теребил содержимое картонных
ящиков и узлов, вытаскивая самое сейчас необходимое.
Первая
неделя была суматошной донельзя. Последующая за переездом
пасхальная неделя была скорректирована: вместо приличного
празднования устраивались дешуланские квартирьеры на мелкие и крупные квартиры и насесты,
срочно подвозились солома, доски для
пригонов. Потом суматошное новоселье переросло в посадочно-грядочную страду,
подоспела посадка картошки. Не успели путём с грядками – посадками развернуться - сенокос …
Самое смешное- и до
сегодняшнего дня жизнь кипит: то кончается сено, то надо
подвезти дрова, то корма для скота, то срочно нужны
таблетки отцу, то по просьбе
теток маме нужно мчаться в пенсионный за
какой- то важной справкой. И
машина наших кормильцев Синицыных
с комбикормами гостит у дома
почти с той - же частотой, что
и машины сына и
дочки. Иногда гостит «скорая»,
зачастую забегают дешуланские земляки- то одни, то другие. Тут же
«пэтэушники» из Дешулана, очень
кстати обнаружившие земляков. Соседки
новые маму
признали своей, гостятся
друг у дружки, когда
время позволяет, рассадами-георгинами делятся.
Все чин чинарем,
как полагается в доброй
улице: то тетя Поля, то тетя
Дуся, то баба Шура, то
неразлучная парочка Лупсановых,
стародавних, дешуланских
еще, знакомых.
И
мы с удивлением обнаруживаем,
что в кипящем котле маминых
забот, страстей и проблем почти не осталось места для
тоски об оставленном
дешуланском
«поместье». По счастью, дом
для мамы на новом месте оказался
таким же большим, светлым и внешне очень похожим на тот, в котором она
провела большую часть своей жизни в
Дешулане, за что отдельное спасибо Сане Панкову, так неожиданно предложившему мне родительский дом. Перевезенное окружение – мычащее, ревущее и возмущенно кудахтающее, переплелось с
воплями внуков, которые в Дешулане по
отдаленности были не столь частыми бабушкиными гостями. Мало того, из Дешулана
перебрался со своими двумя
пацанятками и женой наш
сосед Юра Ковалев. Живет тут же, на
Лазо. Юра с
годами стал очень
похож на свою маму- Любовь
Афанасьевну, незабываемую мамину
подружку - и стал тут
ее маленькой частицей. Его приход
всегда радует, он
стал как второй мамин сын, и мама делит
теперь с ним свои и
его заботы …
А Дешулан
- он никуда не потерялся. Он
привезен к « Мультиторгу» маленьким
хутором, весь,
со всем своим укладом и распорядком. Утром, в седьмом часу, дымит
во дворе поварня, гремит
подойником мама. И
девочки – продавцы из «Мультиторга»
смирились с шебутной соседкой. И как в Дешулане, так и тут – тоске
не место. Если уж совсем тихо во дворе – значит, гудит прялка, пол устелен
шерстью и пряжей. Если куры, как горные орлы, взлетают на крыши
и чердаки, значит, внуки сошлись
в ограде и
«курям нету жизни».
Летними
днями тихо во дворе – опять же не от тоски.
Мама и тут в своей стихии. Осваивала
местный сенокос, приезжая домой в состоянии
выжатого лимона.
Соседка
наша сенокосная, глядя
на маму, завистливо мне сказала:
-Какую вы
себе бабку привезли – везде вперед вас
идет …
-А
это не бабка.
-Как
не бабка? Ты же говорила, что это твоя
мама?
-Это -Орел.
Бабки дома сидят, пенсию ждут, а эта
косит, да не догнать …
Наши
мечты, что родители чинно присядут в окружении сыновней и дочерней заботы, будут
ходить по приемам
врачей и околачивать пороги
аптеки - не сбылись.
Всё
как- то некогда. Дешуланское
поместье год с небольшим прожило под началом молодой
семьи, потом нашелся
покупатель, который убедил в продаже
дома. И переехал наш домишко
куда-то под Читу.
Наученные нынешним неурожаем, с огородом не
спешим расставаться. Прибежали накоротке в Дешулан, подлатали дыры в заборах. Поехавший было куда- то к дороге садочек привязали проволокой к черемухе- до весны, по теплу подладим.
Черемушные кусты своими подолами
заботливо прикрыли от чужих
глаз оголенный фундамент бывшего дома. Огромный огород ждет весенних
дней и приезда хлопотливой хозяйки.
Погоревавшие
было, что с улицы исчез дом, НАШ
ДОМ, мы
успокоились. Брошенные дома,
как старики: то тут заболит, то тут
отвалится. Доглядывать за ним – дело
хлопотное. То почудится, что свет в окне - не запалил ли кто? То обнаружится,
что плиту какой -то
заботливый хозяин уволок, замки сорвал. Стекла
в ход идут, кирпич, шифер. Дело
житейское – каждый свою копейку
экономит как может .
Нет ничего горестнее, чем
брошенный дом, с пустыми
глазницами окон. И глядеть на такие дома - тягостно. А здесь – дома нет, сторожей
не надо. Есть только огород да изгородь вокруг.
И у нас
вроде отрада - есть свое
поместье в Дешулане, своя
родная Ингода за огородом. Подозреваю,
что в глубине души у мамы тоска, и дом,
поди, снится. Но виду нам не показывает.
А подружки
ее дешуланские - на дню по
два раза отзвонятся, доложат о здоровье друг дружке, о состоянии дел в « поместье», в сотый раз наругают, присбирывая
что надо, что не
надо... У соседки Матрены проблем
- полный рот. Крепкая
когда- то, как здоровая
колхозная коняга, тетя
Мотя осела, и
таблетки с каплями стали гнездиться гнездовьями и
колониями по полкам
серванта, на комоде и в буфете, вытесняя
посуду.
И жизнь
этому способствовала неспокойная,
и неважные дела то у дочки, то у
внука. И супруг дорогой Иван Спиридонович так
занемог, что осталось от него,
тоже когда- то крепкого,
круглолицего крепыша, килограммов 50-60 немощи, которые слезы
вызывали.
А
прошлый год удался – хоть в петлю лезь …
Сначала умер Иван, намучившись напоследок со всеми своими хворями, а
следом дочка - Анна, которой
и полтинник еще
не светил - умерла …
Мама
моя вся извелась
в переживаниях за
соседку. И вечерами, зная, что не перебежишь через дорогу да не пособишь словами,
по полчаса через
телефон успокаивала свою
односельчанку, поддерживая хоть
так, на расстоянии.
Матрена частенько заказывала новые порции лекарств, а
однажды на мой вопрос, как там дела у
тети Моти, мама поведала, что положили в
больницу в Николаевском –
шибко большое давление.
Пролечившись с недельку, приехала Матрена
в Улеты:
« Лучше- то нету …»
Обедая у
мамы и роняя из правой руки хлеб, она рассказывала:
«Один врач
сказал, что все нормально, ложить
не буду, и назначил
другие таблетки. А я жалюсь, мол, нога - то совсем отнялась... А-а, это вам
к невропатологу. А та,
дай ей Бог здоровья, постучала
молотком по коленкам и
направила в больницу ложиться.
В больнице
обнаружился инсульт -хлеб- то не зря рукой поймать
не могла. И Матрена пошла
по второму кругу.
«Не глянется мне Матрена... Подзапустила она
болячку, сразу бы сюда …»
Болячка действительно оказалась
запущенной и, верней всего, был тут один диагноз - укатали Сивку крутые горки. Звонит Матрена,
причитает:
«Натворила
делов, уехала, как мы тут теперь одни?»
И
мама горюет – но не о том, что
ей тут плохо и дискомфортно, а о том, как
там Матрена теперь
без Ивана, как сестра Нюра, где бы сбегала,
дак далеко. Как Анна
Тимофеевна, слегла, поди, а я и не
знаю…
15 февраля
мы праздновали в Улетах мамин юбилей, первый раз
без своего Дешулана.
Я знаю, что в этот день к ней
прибежала бы сестра, одной из первых, следом бы
пришла тетя Мотя, и взялись
бы помогать. Незабвенная Любовь
Афанасьевна тоже была бы
первой, если бы дожила до этого дня. Если бы
ноги донесли, да давленье
позволило, пришли бы с Заречки Катерина
и Матрена Нагаевы, с тетей Аней.
Они пели бы песни, шутили и
плакали одновременно, став молодыми
и краснощекими от стопочки выпитого вина.
К сожалению, не все
соберутся у мамы в этот день за столом.
И мама будет беспрестанно
выглядывать в окошко, поджидая своих подружек,
понимая, что не прибегут в Улеты… А душа
ждет…
Февраль
ДОМОЙ, К МАМЕ …
( Всем, кто далеко от мам да бабушек деревенских- на память, чтоб не забывали родную речь …)
…
Ой, глянь-ка, приехала! Чо по
молчанке-то? Брякнула бы с
вечера, я бы квашню
поставила, хлеба свежего
спекла да каких- нибудь тарочек …
Ставь чайник, вари
чай, щас ись
будем … Ташши с сенцев
калач либо колобашку…
Там, на столе, под
рушником лежит свежий,
Нюра принесла … Выскочь
за луком, огурец
в тине поишши,
да аккуратней, не сломай! Они
нынче хлипкие, не дождаться никак!
Редиска там уж наросла
вторая, первая –то чо- то в
дудку ушла, видно,
холодно ей было. Щас… Щас
тюрю сделаем, ты ж
любишь… У меня сыворотка
свежая есь.
От
беда, вечно второпях,
не спросясь, не сказясь… А
ты чо это
одела, это што
за штаны? Жинцы?
Пошто старые-то, чо люди
скажут? Как новые? Ты
их когда купила?
Так с нова и с дырками? Скоко
стоют? Скока-скока?
Ой, нету
у вас ума !
И што, што
мериканские? Всучили вам
ношеные штаны, а вы и
рады! А
они коляные – не приведи Господь!
На банный угол скроены!
Ешь давай
лучче. Я тебе дам, не буду... Нашла
об чем говорить - фигура. Дурь
каку- то придумали! Вон к Катьке
Анька приехала - едва в
вороты входит – вот это
хвигура! Обратно поехала, села
в «Жигули», они чуть боком
не стали. Бравая стала
Анька, чо и говорить.. Токо голову-
то зря покрасила… Страмота!
Взяла
да выкрасила их в сивый
свет - но есь
ум или нету? Глазы намазала, итак черная, как головёшка, да ишо
раскрасилась…
Вон кака молоденька, а волосси уж сивые! Не успеют оне поседеть! Спробуй токо, спорти голову, я с тобой чикатьца не стану, космы - то расчешу! Вы ж когда родитесь, Бог-то зазря што ли на вас глядит: кому чо личит, тому и дась - кому беленьки волоски, кому череньки, кому рыжи… А вы беретесь да ломаете! Паря, природой все умно предусмотрено - лучче своёво свету ничо не придумаешь!
Да расстегни ты пуговку- то! Этак и приломиться можно - так брюхо втянуть! …Конешно, куды тебе ись, он же к спине у тебя прилип, желудок - то! Ешь, да сымай эту дерюгу! Ой, чижолые, коляные- как их можно носить! Подай-ка вон там в передней избы, платте мое … Да не етот, а вон тот, светастый ! Во… По Галиному намету сшила, погляди, как рукав ловко! Куды вашим жинцам тягатца с моим платтем!
Щас
ночовку занесем с казенки, муки насеем, а
завтра квашню творить
будем. Хочь покормлю тебя
два дня. С чем
пироги сладим- с капустой или с
морквой?
Сепаратор складывай, да
молоко щас отобьем,
штоб сливок свеженький
был … А то завтра
с квашней свяжесся,
и не до отбивання будет …
Вы
по чо мне таку
клеянку гадкую купили -
с бухарашками. Ись
сяду, погляжу –оне кругом
ползают. Аж залихотит …
На капусте тумаром
сяки разны , да ишо на
столе ! Дык придумают
же таку гадось … Были раньше клеянки в
клеточку – самы бравы для
кухни- не маркие и ноские. А эти
с каково-то гомна сделаны- на
второй день уши вверх
скрутютца, не вида , ни пол вида ..У ей же
снизу не товар, а кака то
промокашка ранешна ..
.. Вы
вчера глядели телевизор
то ? Да про этих ,
про фараонов рассказывали .
Поздо шибко , но мы доглядели
с дедом . …
Дык
до чо поганый люд!
Чо их копать?
Каво там искать?
Вон кака хворь там
зарытая –нет , лезут туды как дурные!
Какого то святого Луку, ли каку
ишо оказию выкопали вон где,
и по всему
свету ево ташшут !
Чо им трясти – мертвый человек! А
ему никакой жизни от людей
нету! А ишо
каково- то люду там набальзамировали
, дивно-, восемдесят
тыщ! Хоронить нельзя было – речка
их подымала и их в
мумии делали. Дык
чо удумали – костную муку с их
делать ! Ето рази мыслимо! И што
што оне старинные - ЛЮДИ
же, рази можно их на муку …
Избу
ж как- то надо собиратца
мыть. Черт бы
ее не мыл!
Раньше за день выбелишь и
кухню и переднюю. И шторы к
вечеру повесишь , штоб
окошки пустые, как у
переселенцев, не были. И в пять
на дойку убежишь ..
А щас
- горе одно. Посудник с
бухветом прибрала – и затрясло - чай надо с конхветкой. До
беленки ишо и
дело не дошло , а уж
хвораю. Беда …
… Ты мой
пока посуду, да ладом. Я чо-
то пристану с этим
огородом да со скотом,
как собака, ни до
чего! Кажинная
шшепка с ног роняет...
Возмесся за посуду, она за тебя
в три черта беретца…
Пашто- то же в руках силы
никакой не стало, все валитца..
Да потише ты летай,
опять чо -нибудь расколотишь.
Ой, чудная же ты!
Куды ты вечно торописся, как на пожар! Ты ж вот
как возмесся в стенке
мыть посуду, сразу
же расколотишь кружку
али бы рюмку… Да
ишо самую бравую! Што
ты у меня за
косорукая такая… Домыла? Во,
а я уж и
муки насеяла.. . Падай,поспи..
…Я,
переодетая уже в
цветастое широкое мамино платье,
падаю на кровать
и пропадаю в исцеляющий
ото всего сон
на родной койке…