Баль Георгий Павлович
ЛЕСНЯНА
продолжение
Я, признаюсь честно, оробел,
Ничего в её не понял речи
И бушлатом осторожно, как сумел,
Ей прикрыл я тоненькие плечи.
Вслух сказал: — Лесняночка, Леснянка,
Не из сказки ль ты, краса-девица?
Я искал и звал тебя, беглянка,
Ночь пришла и ты мне просто снишься?
Но смеётся ручейком звонкоголосым:
— А если и приснилась, что плохого?
Мне ведь снился принц русоволосый,
Наконец-то встретила такого.
Что одна? Так нечему дивиться.
Одинок кто хочет быть свободным.
Я — Леснянка! Здешняя царица
Иль богиня. Как тебе угодно?
— Мне угодно, что бы ты была девицей,
Ну а я, как поговаривали встарь,
Мог бы на тебе, краса, жениться,
Вот тогда я был бы бог и царь.
Испугаться не успел, ни удивиться,
А сидящей рядом девы нет —
Надо мной нависла как тигрица
Грозная царица здешних мест.
— До чего, людишки, все вы схожи!
Всё готовы под себя подмять,
И тогда цари, тогда вы боги.
Одного не можете понять,
да и теша самолюбие свое,
Как понять умишком вам, убогим,
Что не скажет Бог на мир: «Мое!»,
Что не Бог, а мир владеет Богом?
Стань горой — и вот ты бог горы,
Ночью стань — и станешь богом тьмы.
да, мы можем создавать миры.
Но миры — ведь это тоже мы.
Можешь, стать сосною придорожной,
Можешь — ковылем в степи привольной.
Кто-то пустит пал неосторожно —
Богом быть порою очень больно...
Вам нужна руда — и гору срыли,
Надо — повернули реки вспять,
Вы, как свиньи, что под дубом рылись,
Всё готовы под себя подмять.
По щеке слезинка побежала,
Скорбно опустила она плечи
И не страшно было мне, а жалко.
Только жалость горе не излечит.
Преклонил колени, обнял ноги,
Головой повинною поник.
— Ничего не поняли вы, боги,
Непонятен вам людской язык.
да, зову своими сопки эти,
Землю матерью зову своей,
Потому что ничего на свете
Не было, не будет мне родней.
Как ни звать своим у дома ключ,
Что вспоил меня живой водой,
Первый дождик из весенних туч —
Он для всех, а значит, тоже мой.
Я люблю тайгу и реки эти
И зову я с детства их своими.
Люди! Мы за тех всегда в ответе,
Кого любим и кем мы любимы.
Соль и плоть земли — простые люди
Наша пища — хлеб ржаной да квас,
Но боги мы, когда мы любим,
И боги — если любят нас.
Любовью я тебя обидел?!
да будь хоть трижды ты царица,
В тебе я милую увидел,
Что по ночам мне часто снится...
Тишина. Туман. Уже алел
Неба край под первыми лучами,
Я березку стройную жалел,
Белый ствол ее обняв руками.
А она листвою шелестела,
Говорила что-то. Не понять.
Словно колыбельную мне пела,
Как когда-то в детстве пела мать.
Веки тяжелели как металл,
И глаза мои закрылись сами,
А во сне я с милою летал
Над лугами, над горами и лесами.
И летать то сладостно, то жутко.
А в полете — руки, губы, очи.
Сон, продлись еще хотя б минутку!
Только все проходит, все проходит.
Ночь проспал или всего зарю,
Пил бы, было б ясно спьяна,
Но куда теперь ни посмотрю,
Всюду мне мерещится Лесняна.
Черный лебедь озером плывет
И кукушки звонкое «ку-ку».
А мне кажется — она меня зовёт,
Отзываясь на мое "ау”.
Может, не она — моя душа
Заплутала средь берез и ив,
Не её ль в прибрежных камышах
Я вчера в потёмках обронил?
И в груди так пусто и так больно:
— Отзовись, Леснянка, помоги.
Пусть обидел я тебя невольно,
Не поверю в то, что мы враги.
Как мне жить, скажи, с такою болью?
душу, бога ради, отпусти.
Ты вольна, верни и мне же волю
Или глупые слова мои прости.
Меня слушал ветер на поляне,
Птицы в кронах и в ключе вода.
Кто отнес мои слова Лесняне,
Видно, не узнаю никогда.
Не узнаю — так не в этом дело,
Вечно благодарен буду им.
Зазвенело все вокруг, запело
Под сияньем солнца золотым.
— Я с тобой,— доносит ко мне ветер
— Я с тобой,— в журчанье переката.
— Солнышко уж больно ярко светит,
Я приду, дождись, дождись заката.
Шепчет мне березонька листвой:
— Не волнуйся, милый мой, не надо.
Я с тобой, любимый мой, родной.
Только ты дождись, дождись заката.
А пока тебе я буду рада
Все свои сокровища открыть,
Посмотри, как много в ключе злата,—
Им могу тебя озолотить.
Посмотри, как много птицы, зверя,
Редко так охотнику везёт,
Удочку забрось, и не поверишь —
Рыба на пустой крючок клюет.
Я же не пойму, зачем мне злато.
Тяжесть на себе в тайге таскать?
Если раньше не жил я богато,
Нынче уже поздно начинать.
И охота без азарта — не охота.
Просто так стрелять я не могу.
для еды я без труда, без пота
двух ленков поймал себе в уху.
А в уху мангыра накрошил
И саранок для навара бросил.
Никуда теперь я не спешил.
Надо ждать, если Лесняна просит.
Омуток нашел — вода по грудь,
Искупался в ключевой воде.
Уносил ключ золотую муть,
Где ни ступишь, золото везде.
Рыбья мелочь кружит хоровод,
Чешуей на солнышке сверкая,
Золотинкой, как мячом, играет.
Подберет, уронит, вновь найдет.
Что блестит, то рыбу привлекает.
Нравится блестящее и нам,
Но гольяны быстро понимают:
Золотишко им не по зубам.
Что нашли в нем люди, не пойму,
да идут порою брат на брата,
Объявляя кровную войну!
Много зла приносит миру злато.
А по мне, так дерево теплей.
Самоцветы могут душу греть.
Нож из стали — тверже и острей,
А золото — холодное, как смерть.
Тени по долине. Вечереет.
Ветерок прохладный потянул
И небесный свод уже темнеет,
Солнца луч прощально подмигнул.
Вымыл котелок — поставил воду.
Сизый дым струится по поляне.
Сам я здесь, душа летит к восходу,
Где взойдет звезда моей Лесняны.
Не звездой упала с небосклона,
В сарафане с длинною косой,
Подошла она ко мне с поклоном
Милою девчушкою простой
Из такого же, как я, села.
У костра со мной присела рядом,
Ягод туесок мне подала.
Всё друг другу мы сказали взглядом.
Жимолостью пахли ее губы,
Волосы — и лесом и лугами.
Нежно пели песни флейты, трубы.
Мы не знали сами, что же с нами.
То ли звезды, то ль ее глаза?
На земле мы или в небесах?
Слезы счастья, может быть, роса
На ее и на моих губах?
Я, она или она и я —
И мгновенье, вечное, как век,
Кажется, влюбленная Вселенная
Прекратила временно свой бег,
А потом, сорвавшись, закружила,
Нет её, меня — есть просто мы.
Звёздною метелью запуржило —
Радость, счастье, звезды в небе, мир.
И два сердца в небо, к звездам, рядом,
И падение, похожее на взлет,
Обжигало сердце звездопадом,
Все сжигал любви круговорот.
догорая, снова загорались,
Время поворачивая вспять.
Улетая в небо, возвращались,
Чтобы к звездам улететь опять.
— Милый мой!
— Хорошая, родная!
Шепот, полушепот, полубред,
Нежность слова нежностью рождая,
И на нежность ласкою в ответ.
Опьянели от любви и ошалели,
Как умели, как могли любили.
Ни о чем с тобой мы не жалели,
Обо всем на свете позабыли.
Полыхнуло небо в край из края,
Хлынул ливень словно из ведра.
Задымили угли, догорая,
Горечью тянуло от костра.
От дождя ты спрятала меня
Под скалой в уютном тихом гроте.
Только лопнула струна, звеня,
Песню, оборвав на полуноте.
— Здесь тепло, и твой надежен грот,
Что с того, что на дворе гроза!..
От каких, любимая, забот
Потемнели вдруг твои глаза?
Обняла лебяжьими руками
И, рыданья затая в груди,
Ты сказала: — Что же будет с нами?
Ведь разлука ждет нас впереди.
От забот, мой милый, от печали
Сердце мое стонет и болит,
Ох, не в добрый час мы понстречались,
Нам с тобой разлука предстоит.
Скоро месяц ты живешь в тайге.
И, прости, я сразу не сказала:
Горит запад Родины в огне —
На страну Германия напала.
Страшная, тяжелая беда,
Ты прости, что сразу не сказала,
Но война не на день, на года.
Миг один я у нее украла.
Ночь с тобой я побыла одну,
Так хоть одну — и малому я рада.
Провожу тебя и пореву,
Как по всей России плачут бабы.
А запад неба полыхал в зарницах,
Гром — артиллерийские раскаты.
Говоришь, слезу смахнув с ресницы:
— Любый, провожу тебя в солдаты.
Я тебе котомку соберу,
Положу любовь свою и жалость,
Чтоб в мороз и в летнюю жару
Шел ты в бой, не ведая усталость.
Ты водой умойся ключевой.
В омуточке, где она кипит,
Трижды окунись ты с головой —
Ключ живой водой от раны оградит.
А когда пришел я от ключа,
Чашу подала мне: — Пей до дна.
Тяжела та чаша, горяча.
Выпил, чую — сила прибыла.
На меня одела оберёг —
Не хрусталь, слеза на гайтане.
— Много трудных ждет тебя дорог,
Но живым вернешься ты ко мне.
Знай, что я с тобою рядом буду,
Буду путеводною звездой,
Об одном прошу тебя я, любый:
Не забудь меня и край родной.
Обняла меня, поцеловала
И исчезла в предрассветной мгле,
А слова молитвою звучали:
— Вспоминай почаще обо мне.