Баль Георгий Павлович 

ЛЕСНЯНА

 поэма

Рьяно—красным, огне-палевым

Осень сопки осветила пламенно

В предзакатном стоят зареве

Даже скальники костром каменным.

В котелке вода — белым ключиком,

Травок горсть в него всыплю радостно,

Чтобы был чаек попахучее

И вязал во рту терпко, сладостно.

Чай не пил такой житель города.

Разговоры у костра будут длинные,

У костра тебе наврут все три короба,

Все баяны у костра почти былинные.

А когда напились вдоволь чая мы,

Почесал дед Егор свою бороду;

— Хорошо, ребята, врете вы, отчаянно.

да ведь были и мы прежде молоды.

Прикурил, достав уголек с костра,

Чтоб дымок не ел, чуть прищурив глаз:

— Всё равно сидеть с вами до утра,

Так послушайте о былом рассказ.


Я не сказку подарю вам, дети,

Расскажу вам, милые, про диво,

Нет честней истории на свете,

Так бывает, что и ложь правдива.

Занесли меня однажды ноги —

Небо в тучах, морось да туман,

К Становому, в самые отроги,

Где еще ни разу не бывал.

Слева сивер, справа марь-болото,

Впереди увала лоб крутой

И уже совсем не до охоты,


Коль идешь-бредешь тропой не той.

Заблудил — и толку нет крутиться,

Что гадать, себя вводя в обман!

Лучше сделать к ночи балаган,

Развести костер и обсушиться...

Прошумела по вершинам ночь,

Солнца первый лучик появился,

Ветром разогнало тучи прочь.

Чай попил да Богу помолился.

Видно, вчера душу тешил леший,

Куролесил с Бабою Ягой,

Им-то что — на помеле, а я-то пеший.

Плюнул и пошел назад тайгой.


Стрелкою поднялся на увал,

Солнце слева — север за спиной.

И вчера как будто не устал,

И рюкзак как будто бы пустой.

Пачка чая, сухари, тушёнки банка,

На боку тесак, что твой топор,

Котелок, патроны да берданка —

Джентльменский, в общем-то, набор.

долго ль, коротко ль, к обеду

Стал места я вроде узнавать

То ли был здесь, то ли не был,

Кажется, домой рукой подать.

Кажется? Пора перекреститься,

Протереть глаза да посидеть

И с чего бы вроде веселиться?

А настрой — лететь, лететь да петь.

Стволы сосен как колонны в храме,

С неба льется Божья благодать,

А внизу картиной в дивной раме

В изумрудах сказочная падь.

Изумруды да по чароиту,

Бирюза — вкрапления озер,

Хвастают прически малахитом

Рощицы березовых сестер.

Как спустился, вспомнить не могу.

Ключ — чиста, быстра вода.

На его присел я берегу

И сидел бы так не день — года.

А ключу не грешно поклониться.

А вода — аж зубы заломило,

Пью и не могу никак напиться.

Пить и пить, как целоваться с милой.

Ветерок скользнул по листьям ивы,

Заиграла зелень серебром

И среди ветвей неуловимо,

Как грозы ушедшей дальний гром,

Как в ночи звезды упавшей след,

девичья фигурка промелькнула.

Может, это солнца яркий свет

Шалая волна в глаза метнула?

Отчего же сердце так заныло?

Пусто. Никого. Ау! Ау!

Эхо в небо жаворонком взмыло,

Я зову, мечту свою зову.

Через луг в березовую рощу,

Что ищу, еще не знаю сам,

А над рощей птицы звонко ропщут,

Эхом, поднимаясь к небесам.


Только эхо, эхо, эхо. Эхо —

Лугом, рощей, сопками — назад.

Было зовом, возвратилось смехом.

дразнит, манит эхо невпопад.

И куда, куда меня ты манишь?

Мы теряем голову, любя.

Верить эху — сам себя обманешь,

Можешь потерять и сам себя...

Время потерял я, не заметил,

Солнышко садится за хребты.

И на зов никто мой не ответил,

И не долго ждать до темноты.

Надо табориться — к ночи дело.

Отыскав сушину для костра,

Разрубил ее на три полена,

Будет шаить нодья до утра.

А пока развел костерчик малый,

Котелок повесил на таган...

На поляну выскочил вдруг шалый

Тонконогий, стройный инжиган.

Ни огня, ни дыма не боится,

Он с людьми, как видно, не знаком,

Рядом встал и на меня косится.

Я застыл, а в сердце словно ком.

Пролетели годы словно дни.

Молод был, но понял, что на свете

Всех прекрасней маленькие дети.

И совсем не важно, чьи они.

Инжигашка раз скакнул, другой.

Любопытство погубило кошку —

Протяни, дотронешься рукой.

Протянул в ладони хлеба крошки.

Он отпрянул, снова подошел,

Вновь отпрыгнул, подошел обратно,

Крошки хлеба языком нашел

И собрал губами аккуратно.

Посолил горбушку, хлеб он съел,

А потом давай со мной бодаться.

Мой сосед-мальчишка так же смел,

Знает — ему нечего бояться.

Но среди листвянок молодых

Ветка под копытцем затрещала:

Прячась среди зарослей густых,

Мать ребенка тоненько позвала.

К ней метнулся он, остановился,

Голову нагнул, прося прощенья.

С матерью куда-то устремился —

дивное, прекрасное виденье...

У ключа умылся, чай попил,

Угольков насыпал в нодью,

Трубочку, набивши, закурил.

Хорошо в тайге июньской ночью...

Вкусен сладкий чай с краюхой хлеба.

Спорят звезды с искрами костра.

Ноченька тепла, укрывшись небом,

Можно спать спокойно до утра.

Положив под голову рюкзак,

Задремал, улегшись на живот,

И сквозь сон не разберу никак,

Кто меня по имени зовет.

Может, это сон мне просто снится?

Если сон, то буду дальше спать:

Рядышком со мной сидит девица,

Краше во всём мире не сыскать.

Тронула ладошкою прохладной,

Словно ветерок щеки коснулся.

Значит, явь. И хорошо. И ладно.

Ущипнул — болит, тогда проснулся.

Ущипнул — болит, а все ж не верю.

Может, леший шутит, обормот?

Тут припомнил бабкино поверье

И бушлат одел наоборот.

Нет, сидит моя краса-девица,

Не исчезла, только краше стала.

Словно зачарованная птица,

Что одна в ночи летать устала.

Крыльев ворона черней ее коса,

А ресницы — ласточки полет,

Лед и пламень, темные глаза,

И сама она огонь и лед.


Тихо шает нодья, чуть искрит,

За звездой влетела искра и пропала.

Вдруг краса-девица говорит:

— Ночь сегодня на Ивана на Купала.

Не боишься по тайге один гулять,

Да еще в местах, где троп не знаешь?

Здесь такое можно повстречать,

Что вперед никак не загадаешь.

Я храбрюсь, а сердце ушло в пятки.

— Ишь гадалка!.. — отвечаю ей.—

Что с тобой играть, девица, в прятки.

Страх силён, да человек сильней.

Не чужим — своим хожу я краем

И сюда свою тропу нашел.

А боимся мы того, чего не знаем,

Как узнаешь — так и страх прошёл.


Расскажи-ка лучше мне, девица,

Кто ты и откуда и как звать,

Где твоя светлица иль темница,

Что твоих подружек не видать?

— Не спеши,— тихонько прошептала,—

Ночь длинна, длиннее мой рассказ.

В небе, видишь, звёздочка упала,

Звёзды в небе — отраженье нас.

Полетела звездочка, упала.

Это значит — чей-то пробил час

И кого-то среди нас не стало,

Кто-то догорел, увы, погас.

У моей звезды есть тоже имя

И не знаю, долго ль ей гореть.

А сама я — эта дивная долина

И роса я в травах на заре.

Солнышко взойдет — меня не станет,

Кажется, исчезла навсегда,

Точно так, как в утреннем тумане

Гаснет предрассветная звезда.

А я уже не там, уже не та,

Чем угодно быть могу на свете:

Я в ключе холодная вода,

Я травинка в поле, вольный ветер.

Тонкая березка на поляне,

Рядом с ней цветущие цветы.

Раньше звали все меня Лесняной.

Если хочешь, так зови и ты.

И едва она сказала имя —

Зашушукали березки вокруг нас,

И вздохнул костер клубами дыма,

Искры закружили в небе вальс,

даже звёзды вроде стали ниже.

Я про себя — «Леснянка» — повторил.

Котелок к костру, подвинув ближе,

Самосад достал и закурил.