Время стирает названия станций
Нина Федотовна Макарова
- Я сильная была, крепкая, - рассказывает о
себе Нина Макарова. – Бывало, мне ребята рессору на спину положат – и
вперёд. Никогда ни в чем себе скидку не делала, на работе у каждого свои
обязанности, некогда и некого звать на помощь.
На самом деле Нина Федотовна вовсе не велика
– мне едва до плеча достает. «В землю, что ли расту теперь», - сама удивляется.
За все время беседы о трудной судьбе осмотрщика вагонов ни разу не
вспомнила об усталости или своих болячках. Наверное потому, что работу
свою любила, ну, может, не очень подходит это слово к
профессии вагонника, особенно если учесть, что трудилась она
не только в мирное время, но и в войну, однако сама ветеран
труда и войны – именно так определила отношение к своей специальности.
В вагонное депо на станцию имени Кагановича
(сейчас Чернышевск - Забайкальский) поступила учеником
осмотрщика вагонов в 1938 году. Сначала окончила на
месте трехмесячные курсы, в группе было немало девушек.
Однако на практику вышли всего три,
среди них была и Нина. А работать из группы по специальности
стала только она – других не устраивал тяжелый труд, посильный не всякому
мужчине.
Время было трудное. Паровозы дымят, подъемки
много, детали у двухосного вагона тяжеленные, норму обработки поезда
требовали выполнять неукоснительно. Чуть что – к ответу. Так что никто
себя не щадил:
- Я сама все делала – и вагон поднимала на
тумбочках, и колесные пары меняла, и автосцепки. А куда денешься-то, раз работа
такая.
Однажды предложили старательной
девушке перейти в сборочный цех депо – отказалась, хоть там и
теплей было зимой.
О начале войны узнала во время массового
гуляния в саду. И без того строгую дисциплину на железнодорожном
транспорте ужесточили. Нечетные поезда, что шли на запад с техникой и
людьми, требовалось обрабатывать быстро и качественно. Мастера осудили на
несколько лет за задержку поездов на фронт, уроком это было для
всех. В отдельные смены некогда было присесть, чтобы перекусить –
паровозы тащили поезда медленно, но было их много.
- А в 42-ом году меня командировали в Читу, на
учебу – стала поездным вагонным мастером. Это ничуть не легче, чем
работа осмотрщика. Всегда с тобой «шарманка» с инструментами, в
руках масленка, в открытом тамбуре стоишь в тулупе, а морозы
стояли ужасные, за пятьдесят, часами едешь до Зилова, то до Шилки, что
случится – за все отвечаешь. На остановках надо было отдохнуть, согреться,
а тебе приказ: нет осмотрщика, выручай, подшипники менять надо. Дома только
глаза закроешь, как в дверь стучит вызывальщица: "Хватит дрыхнуть,
пора в поездку”.
Работали на износ, но и государство ценило труд железнодорожников,
голодать Нине Федотовне не пришлось: кроме
- Я, конечно, все хотела перейти на свое рабочее
место – осмотрщиком вагонов, да по документам-то видели, что выучена на поездного
мастера. В 1943 году сказали, чтобы в Читу собиралась, там спецсостав
формировался. Поплакала я, но кто тогда на бабьи слёзы реагировал, - поехала.
Стали подъезжать к Гомелю, - бомбежка. «Бегите, - кричат, - подальше от
дороги». Бегу, мужики на землю падают, я тоже к ней жмусь, глаза закрываю.
Улетели самолеты. «По ваго-о-нам!» - команда. На станции Гомель развалины, наш
состав поставили среди развесистых тополей, ну, думаю, теперь уж
бомбежки не будет, не рассмотрят фрицы наши вагоны. День, другой живем в
вагонах, никто не хочет идти в город, а руководство настаивает. Как-то утром
приходит Куценко – он старшим был у нас: «Становись на зарядку!» Руки от
работы не поднять, а он - на зарядку! А потом пошел по вагонам,
увидел наши вещи и все выбросил: уходите в город, если хотите в живых остаться.
Поворчали, пообижались, но пошли по домам, местные неохотно пускали на постой.
Мы с подружкой к пожилой семейной паре перебрались. В ту же ночь состав
наш был полностью уничтожен авиацией. До сих пор удивляюсь, как Куценко
догадался о приближающейся беде, видно, сердце подсказало.
А работы было невпроворот, поезда в любой
момент могли потащить на перегон, если в небе появлялись бомбардировщики,
так что об отдыхе никто и не заикался….
Нормировали участников спецформирований
Наркомата Путей Сообщения, по тем временам хорошо, как фронтовиков.
Девчата даже подкармливали своих хозяев, и скоро те подобрели к Нине и Дусе из
неведомого Забайкалья, но вскоре случилась беда: заболели супруги брюшным
тифом, подходить к ним запретили.
- Да как это мимо голодных проходить! –
возмутилась Нина. И обеды готовила, и ухаживала за ними, пока не свезли их в
госпиталь.
Фронт уходил дальше на запад, реже стали
бомбить Гомель, хотя каждый налет фашистской
авиации наводил ужас на девчат. Бежали тогда под откос,
натягивали фуфайки на голову - а, будь что будет, только б не
видеть никого….. Однажды вернулись хозяева, обрадовались девчатам, друзья
пришли с гармошкой – на радости и отдохнуть не грех. Однако вскоре завыли
сирены, и город вновь бомбили всю ночь, земля вздрагивала от боли, как живая.
Девчонки плачут, маму зовут, да все бесполезно, страх душу замораживает.
И снова спецпоезд двинулся на запад
восстанавливать разрушенное немцами железнодорожное хозяйство.
Прибыли в Слуцк (или Луцк, память теперь
названия стирает). Приезжие чувствовали себя неуютно в городе.
- Мы коммунистов на постой не пускаем!
Как-то по улице Нина шла, собака откуда ни
возьмись, молча сзади подбежала и укусила за ногу. Кровь – в разные стороны.
Добрались до медсанчасти – надо срочно в Москву, вдруг собака бешеная. Поехали
с медсестрой-сопровождающей.
Кому в больших городах нужны чужие, а у медсестры
дом родной рядом, в Калуге.
- Можно ли уехать в Калугу? – спросили девчата.
Разрешили, только велели обязательно 30 уколов от
бешенства поставить. Да нам – то торопиться было некуда, жили у матери, она
кашей тыквенной нас кормила - вкусно.
...Работа и бомбежки отнимала все свободное от сна
время. Как-то Нина пришла утром, смену приняла, а девчонка, родом из Оловянной,
не уходит – плачет. «Домой, - говорит, - хочу. К маме». Стала уговаривать её,
мол, и смена закончилась, сейчас отдохнешь, не плачь, войне проклятой
скоро конец. Вытерла та слезы и отошла уже несколько метров, как раздался
взрыв, от которого Нину, как пылинку на землю швырнуло. А вместо девчонки
– сменщицы яма, на мину несчастная наступила… Нет, не все живыми вернулись из
той командировки, многие ранения тяжелые получили, в госпиталях лечились.
Потом спецпоезд вернулся в Гомель, знакомые
стали уговаривать – оставайтесь, у нас здесь тепло, после войны вам
квартиры в числе первых дадут. И уж совсем было кое-кто согласился
остаться, как тут телеграмма из Москвы, строго предписывалось всех
забайкальцев отправить домой. Видно, знали, кому следует, о предстоящих
боевых действиях на востоке, так никто и не мог остаться в Белоруссии. А
спецпоезд расформировали только в 1945 – 18 ноября, все это время
железнодорожники жили в вагонах, трудились на разных станциях
Забайкальской магистрали.
…Восемь лет после этого Нина Федотовна жила в
Новосибирской области, но замужество оказалось неудачным. Вернулась в
Чернышевск с дочкой и сыном, мыкались по чужим углам, баракам, работала,
конечно, в вагонном депо осмотрщиком вагонов. Взяли сразу, зная ее
старательность и безотказность. Только в 1965году получила
благоустроенную квартиру, на пенсию ушла с родного
предприятия, где не забывают ветерана.
- Неужели не хотите посмотреть места, где тряслись
от страха во время бомбежек да гибли подружки? – не выдержала я.
- С удовольствием, но кому я там нужна, где
остановиться-то? – живо отреагировала собеседница. – Я ездить не боюсь, хотя
лет мне немало. (В январе 2012года Нине Федотовне Макаровой
исполнилось 96 лет. – прим. автора) Вот был бы напарник – обязательно хоть
одним глазком посмотрела бы, каким стал
Гомель…
Галина Пушкина