У страха рога велики

- Я. На мировую. С этими подонками.
- Вам с этими, как вы выразились, подонками здесь жить или мотать отсюда пока не рассвело. Голова не стенка - дырку не зашпаклюешь. Подумайте, пока есть чем. Спокойной ночи.
- Вы, что уходите?
- А вы что думали, я с вами буду всю ночь чай пить? Это вы на больничном, мне с утра на службу.  Жду вас утром к себе. Оформим все документально. Что прикажите. Или прекращение предыдущего дела за примирением сторон или возбуждение нового, о покушении на вас. Подумайте. До утра время есть.
Утро вечера мудренее. Вторник не понедельник; больные головы переболели, буйные успокоились.  До обеда вяло возмущались произволом власти по кухням, кабинетам, курилкам, но идти штурмом на отделение милиции, освобождать братьев по крови, желающих не было. После обеда задержанные  оказались на свободе. Михаилу Александровичу следователь на прощание, пожав руку, посоветовал быстрее заканчивать дела и уезжать туда, откуда прибыл. Михаил попросил его об одном одолжении.
- Литер, не в службу, а в дружбу.  У вас свой допуск к архивам. Поищи что есть на Мархотина, на Дринькова. Где учились, когда женились, где трудились, когда судились, стаж и сроки.
- А ты злопамятный.
- Нет, я просто злой и ничего не забываю.
- Я тоже. И меня они…, из-за них – достали. – Лейтенант со злостью сжал свое горло, как щипцами пальцами. Когда убрал, белые пятна налились краснотой. - Сделаю. Что смогу. А ты не тяни. Уедешь, им не на кого будет валить. А попадешь к подполковнику, подпишешь, что он напишет. Большой умелец по «чистосердечным». Так что собирайся в дорогу.
 Нищему собраться – только подпоясаться. Отметить командировку и заказать по электронке билет на завтрашний рейс нехитрое дело. В гостиницу Алексей его не отпустил. Договорившись на работе, он пообещал лично отвезти Михаила в Читу. Ужин получился по-домашнему теплым. Обменялись электронными адресами договорились почаще «контачить».  Заглянул на проводины лейтенант. Вручил пакет, пожелал счастливого пути. 
- Материал убойный. Твое руководство  получит массу удовольствия. Но! Я тут не причем. Лады. Ну, бывай. Сочтемся.
Стемнело, когда Михаил пошел провожать Лизу. За несколько дней поселок стал родным. Их узнавали, здоровались, мужики считали за честь пожать его руку. На пятаке молодежь предложила посидеть с ними, попить пивка, но и Михаил и Лиза отклонили все предложения. А когда остались одни растерялись в молчании. О происшедших событиях уже все было переговорено. О том, что будет.  О чем-то важном для двоих, каждый еще  не решил сам для себя.  Взявшись за руки подошли к её подъезду.
- Зайдешь?
- Нет. 
Она коснулась пальцами его губы.
- Болит.
- Нет.
Она легко поцеловала его в уголок рта. А когда он попытался обнять её, мягко отвела его руки.
- Не надо. Спасибо, что ты есть. Но, не надо. Не забывай. 
И  коснувшись на прощание губами его щеки, ушла в темноту подъезда.

Выехали на рассвете. Перед Читой перекусили в заежке, заправили машину и в аэропорт приехали за три часа до рейса. С билетом на руках они сидели в кафетерии. Перед каждым стояло по чашечке кофе. Алексей не спешил, ему еще ждать открытия магазинов, мотаться по Чите, выполнять дамские заказы. Рядом с портфелем на мраморной плитке белели ажуром обмотанные бинтом оленьи рога.
- Ну, спасибо. Удружил.
- А то! Будешь рассказывать москалям, как ходил на охоту. 
- Ага, как козла с медведем перепутал и задал ночного стрекача.
- Не ты первый. И бывалые с сидьбы падают. Медведь сам с перепугу животом хворает, может и помереть. Но ты молоток, что разобрался, вырастешь, кувалдой будешь.
- Молодец ты, что не растрепал, на какую соль вы меня посадили, а то подставили бы вы меня всей деревне на смех.
- Извини. А ведь прошло. Мы с Валерьянычем  отъехали тогда от тебя, я дороги из-за слез не видел. «Нива» и та кобылой ржала. Ну, прости, ты ради Бога.
- Все, проехали. Я сам, когда мужиков послушал, про соль, про загоны хохотал не меньше вас. И зло брало. Думал - ославите. А вы  молодцы.
Объявили регистрацию. Прощаться жаль и жаль, что не умеем мы прощаться. Обняться, расцеловаться, слезу уронить. Да как-то не по мужски. Пожали друг другу руки, хлопнул  на прощание Михаил друга по плечу и ушел к машине. По магазинам надо крутнутся.  Женские капризы в голове, слава Богу, аленького цветочка и чудища не требуют. Михаил, учитывая разницу в шесть часов, добрался домой на родную Фрунзенку в тот же день. Засветло. 
Утро в офисе началось с сюрпризов. Оставив папку с результатами поездки у секретаря генерального, Михаил спустился к себе в отдел. Начальник отдела встретил хмуро, взяв акт ревизии, не открывая, бросил в конец большого стола, заваленного бумагами.
- Опаздываешь? Зайди в отдел кадров у них совместно со службой безопасности к тебе воз вопросов. Отличился, дебошир.
- Зайду. Там кто, Инга Владимировна по-прежнему? 
Начальник хмуро кивнул. Разговаривать с проштрафившимся подчиненным  ему не хотелось. Немилость начальства штука заразная.
- Ну и хорошо. У меня тоже пару вопросов есть к ней.  И не переживай, дебошир не маньяк, плотью прямых начальников не питается. А вот начальник, который питается сплетнями,  может умереть от несварения и заворота кишок.  Пожелай мне….  Впрочем, не надо, а то вдруг сбудется. 
Легко взбежал обратно на головной этаж. Без стука вошел в кабинет начальника отдела кадров.
- Приглашали?
- Приглашают на свидание. Я вас вызывала. Как вы это объясните? 
Инга Владимировна, бесцветная блондинка, тощая, с выпирающими из ворота белоснежной блузки ключицами,  держала в тонкой, похожей на птичью лапу с накрашенными коготками руке пачку бумаг. 
-  Почитайте, просмотрите фотографии и пишите объяснительную. Кстати у начальника службы безопасности к вам тоже вопросы.
Было бы что смотреть. Докладная от директора комбината, выборка фотографий, пасквили от своры директора. 
Приглашенный по телефону зашел в кабинет начальник безопасности.
- Здравствуйте Михаил Александрович. Что скажете?
- Зачем говорить, я вам лучше покажу. Материала у меня побольше и поинтереснее. Не возражаете Инга Владимировна.
Сдвинув бумаги в сторону, он подключил свой ноутбук. 
 - Пройдите сюда, там свет от окна падает. Да не держитесь за свое кресло. Ни мне, ни Викентию Викентьевичу  оно не надобно. 
Когда все расселись, он открыл папку « Заб. Комб».
- С чего начнем коллеги? С фотосессии? Или ознакомимся с моими объяснительными. Пока не устали, почитаем. Сладкое на десерт. Вот ксерокопии заявлений в отделение милиции от меня  и других работников комбината. Вот выписка о прекращении дела по примирению сторон. 
Минут пять было слышно только стук клавиши, «далее», «далее».
- Интересно? А вот действующие лица и исполнители. Фотографии можете сами найти в интернете. Снимал не я, сами видите я тоже в кадре. Ну что, мне еще объяснительные писать?
- Пожалуй, не надо. – Викентий Викентьевич сложил очки в футляр. 
-Теперь, Инга Владимировна, понятно, почему директор комбината написал заявление по собственному желанию. Вы свободны, Михаил Александрович.
- Нет, мы еще не все посмотрели. 
Щелкнула мышь. 
- Узнаете, Инга  Владимировна? Правильно Дряньков. Образование среднее. Судим. Два года за мошенничество. Предыдущее место работы – экспедитор ОРСа якутгеологии в как там? О, Чулыме. Последнее – (помогли видно тюремные университеты) ведущий специалист комбината. Интересно?
- Откуда у вас эти данные, Михаил Александрович?
- Инга Владимировна, странно, что их не было у вас. Или были? Я свободен. Чао. 
Спустя полминуты он снова открыл дверь, изобразил улыбку Карандаша, при виде шипящих друг на друга руководителей служб.
- Викентий Викентьевич, загляните к генеральному, не зная, чем закончится наша беседа, я передал материалы секретарю. Там еще кое-что есть, по экономической безопасности, так, что у генерального к вам вопросы будут.
Закрывая дверь, уловил краем уха матерную тираду в свой адрес, произнесенную бывшим сотрудником комитета глубокого бурения. Весь день у Михаила горели уши. Согласно приметам его склоняли, поминали недобрым словом, вспоминали с любовью, одним словом, не забывали, но и не трогали. Он пил кофе, лазил в сети, флиртовал с девчатами из отдела, строил рожи начальнику. Имел право. Человеку после дальней командировки, давался один день, что бы войти в рабочий ритм,  в курс задач стоящих перед отделом и ознакомиться  со своими заданиями.
С утра пораньше, в отместку Михаилу,  рожи корчил начальник. Со скорбной миной вернул ему отчет, указав на  якобы существующие            недостатки и упущения. Спустя малое время с восторженным ликом верноподданного чинопочитания успел два раза ответить по телефону; «Да, да. Сию минуту». И с ехидной улыбкой сообщил Михаилу, что того вызывает Генеральный.
- Допрыгался, голубчик.
Что  он еще мог подумать, пользуясь просочившимся слушком о дебоше подчиненного в командировке. Придти на помощь молодому, грамотному, инициативному конкуренту, такое могло придти в голову только полному идиоту. 
- Иди, иди голубчик. 
- Да, разворошил ты осиное гнездо, Михаил Александрович.
- Про ос то откуда….
-Садись, - перебил его Генеральный. – Садись. Задал ты работы Викентию Викентьевичу.  Кого-то уже уволили, кого-то еще уволим. Но всех не уволишь. У уволившихся здесь останутся друзья, родственники; явные и тайные. Сложно тебе будет работать в коллективе. А вопросы ты поднял правильные. На предприятиях у нас главбухи блюдут за законом, у экономистов свои задачи, технический директор, главный инженер отвечают за план и все забыли Маркса. Товар – деньги – товар. Деньги должны работать. Мы решили расширить совет директоров. Вводим должность финансовых директоров. Государственный закон это одно, для них должна стать высшим законом целесообразность.  Предлагаем тебе должность  финансового директора в Забайкалье. Предприятие тебе знакомо, люди о тебе  там отзываются хорошо, те, кто отзывались плохо, уже не работают. Не думай, что будет легко. Тебе известно, сколько мы вложили в новые объекты, а прибыль они начнут приносить только через год. Но тебе ясна и социальная составляющая этих проектов. Так что крутись – вертись, но при минимуме затрат, максимум дохода. Каждый потраченный рубль должен быть обоснован и приносить два. Продержитесь год, потом будет легче. Подумайте Михаил Александрович.
-Думаю, Олег Геннадьевич. Экономика должна быть в первую очередь разумной, а не экономной. Экономить на средствах производства глупо и преступно. На зарплате глупо. Рабочие не видят связи между качественной работой и зарплатой. Повышаем зарплату руководителям, а работяг гнобим. Причем повышаем даже при провальной работе. Если участок, цех работает рентабельно, то повышать надо снизу, тем кто этот план выполняет, а руководителю после того когда добавка в зарплате дойдет до последней уборщицы. 
- Вот вы и будете решать кому, сколько добавить. На что потратить. Но бюджет утвержден и не рубля свыше вы не получите.
- А если план выпуска перевыполним. Расценки вырастут. Кризис не будет же вечным.
Михаил Александрович, я вас понял. Рад, что вы уже сейчас болеете за предприятие. Но каждый рубль будете обосновывать и обосновывать. А пока подумайте. Посоветуйтесь с родными. Вы, по моему, с матерью живете.  В три часа жду вашего ответа.
- Хорошо. Только разрешите, Олег Геннадьевич, сейчас съездить домой.
- Да. Езжайте. И еще, приятное для вас. Благодаря вам компании удалось вернуть похищенное. Ваша премия двадцать пять процентов. Бухгалтерия рассчитает. Я жду в три часа.

За час выкурив пять сигарет, мать не смогла уговорить сына не уезжать. А под конец разговора она даже согласилась с доводами сына. 
-Мама, ну пойми, кто я в Москве – мелкий клерк. Подняться трудно. Пережить свое начальство врядли получится. Старики – они крепкие. После пенсии еще лет двадцать вкалывают. И у каждого дети, племянники. Они свое место в завещание впишут. А там я буду Директором! Зарплата согласно штатного расписания.  Во вторых уйду я даже из компании, в послужном списке «Директор»! С такой должности работа будет тебя искать, а не ты её.  Что все бояться Сибири, как немцы в сорок пятом. Мне там кстати понравилось. Горы, тайга, воздух  и вода чистые. Куда там Альпам. Понравилось мне Забайкалье и люди тоже.
-Миша, так может быть в том все и дело, что кто-то понравился.
Может быть, мама, может быть. Еще сам не знаю. Но ты у меня тоже молодая. Уеду, сама, как бы замуж не выскочила.
- Ой. Баламут. – Мать встрепала Михаилу голову. – Езжай, уж, пока генеральный не передумал.

Через декаду Михаил Александрович стоял у открытого окна, любуясь, как  утреннее солнце, продирается сквозь щетину на вершинах сопок.  В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, в кабинет прошел Алексей.
- Разрешите войти, Михаил Александрович. Или к Вам только по вызову. 
- Заходи. Я думаю тебе не надо ничего подписать.
-Мои заявки ты видишь в виде графы в сводной ведомости подписанной  всеми главными. Я к тебе покурить, да узнать, как утроился.
- Нормально. В субботу прошу ко мне на новоселье.
- В субботу? Может, в субботу на дачу? Баньку затопим.
- А осы?
- Ос, я на следующую ночь, по темноте дихлофосом. А гнездо могу тебе подарить. Так что, в субботу на дачу?
- Хорошо. Но в пятницу ко мне и своих предупреди. 
- Сам предупредишь и пригласишь, а то дамы обижаются. Лизка все глаза проглядела.
- Как она, как настроение?
- Как, как?  Что в голове у самой светлой блондинки и то дело темное. А у жгучей брюнетки… - Алексей безнадежно махнул рукой. - Сам спросишь.
- Спрошу.
- Ну, ладно,  я пошел. А ты трудись, - Кивнул Алексей на стол заваленный бумагами. – Финик.
- Кто?
-Финик. Это кличка тебе в подарок от любящих тебя трудящихся. Финик Забайкальский – звучит.

Викентий Викентьевич, Вика по-домашнему, пенял свояку.
-Коньяк у тебя, как всегда отменный. Но почему ты этого склочника с ходу в директора? Он так далеко пошагает. По чужим головам. Большого ума не надо накопать компромат и пустить в дело.
-Ты то не накопал. А это твоя прямая обязанность. Не так ли?
-Так, так. Инге спасибо. Наградил бог родственницей. По молодости блядью была и сейчас не уймется.
-Ты тоже родственничек не подарок. Что поделаешь? Племянники, племянницы, двоюродные и седьмая вода, но все кушать хотят. А, случись что? Ты к их папкам, мамкам троюродным на поклон пойдешь.  Кто тебе сказал, что я ему подарок сделал? Вопрос с комбинатом решен. Закрыть мы его не сможем. Не то время, и президент другой. По закону, нам одна рекультивация земель в копеечку влетит. А копеечек то и нет. Куда девались? Сам знаешь. Ты на Кипре сколько потерял? Что мычишь? А с Сочи тоже авантюра. Кто знал про кризис, когда вкладывались. Вот и выжимали где можно и еще капельку выжать надо. Так что не завидуй ему.
-А я не завидую. Просто ткнул он меня, Олег, мордой в моё же дерьмо, а ты на совете директоров добавил. А я не люблю этого.
-Не ткнул бы, если бы твоя сестричка, ушла по-тихому, по собственному, а не затеяла свару.
-Сестричка? Жены брата сестричка и обе друг друга стоят. И на хрена родня такая? Был бы лучше сиротой. Но и прощать я не привык.
-Стерпишь. Думаешь, ему легко будет держаться на предприятии, которое в коматозном состоянии? И план дай, и персоналу объясни, что работать надо за двоих, а получать в три раза меньше, и каждая деталь, каждый механизм должен три срока отработать и еще пахать. Он из героя, там быстро в лучшего врага превратится. И, когда уволим, как не справившегося с обязанностями, народ в ладоши хлопать будет и нас благодарить. Из него надо не героя, а дурака и сволочь сделать. Так что давай: За здоровье козла отпущения. Пока молодой пусть попрыгает.

 Две встречи

У ранней седины есть свои преимущества.  Засеребрился иней на висках и к тебе  уже относятся с почтением, словно  ты  умудренный жизнью обладатель бесценного опыта. Как часто в художественных произведениях и просто в жизни встречается выражение «благородная седина», ни разу не довелось  мне слышать «благородная плешь». Хотя, кличка «Седой» так излюблена уголовными элементами, наверное,  им хочется казаться благородными. Благородный урка? Нонсенс- бессмыслица, нелепость. Скорее наоборот, обладатель блестящей лысины может оказаться  Человеком голубых кровей, рыцарем всегда и во всем.  Впрочем, простите меня за это нелирическое отступление и перейдем к истории, которую хочу вам поведать. Ныне, убеленному сединами, она кажется мне смешной и поучительной. 
             - До отправленья поезда осталось пять минут. 
            Стандартным женским голосом прогремели на весь вокзал скрытые динамики. 
            «Вечная песня железных дорог. Кажется будто вся жизнь впереди, не ошибись, выбирая пути». Вечная молодость осталась позади, путь впереди один - в командировку. Сутки туда, сутки там, сутки обратно. Три рубля шестьдесят копеек командировочных.
            - До отправленья поезда осталось пять минут.- Голосили динамики.
            - Граждане провожающие, прошу покинуть вагон.
 Вторила динамикам проводница, шествующая  из конца вагона, перекрывающая бедрами и бюстом весь коридор и заглядывающая в каждое купе. Заглянула к нам.
- Граждане провожающие прошу покинуть вагон.
Убедившись, что  из троих  мужчин в нашем купе ни один не похож на провожающего она, подгоняя сама себя,  проследовала дальше. 
Поезд покачивался на стрелках, за окном еще мелькали домишки пригорода, а мы уже успели познакомиться, обменявшись короткими рукопожатиями. 
-Алексей.
-Виктор.
-Егор. -  В свою очередь представился я.
Дождались, пока вторая проводница собрала билеты, выдала постельное белье, строя глазки Алексею и Виктору, назвала своё имя отчество. Милая, симпатичная дивчина,  еще не заезженная, не замытаренная  поездками от станции отправления до станции назначения.  
Время отправления – время обеденное. На столе появляется домашняя снедь. Традиционные курица, яйца вороньи, сало с чесночком  в черных перцовых  крапинках, , маринованные огурчики, квашеная капуста, у кого что есть. И у каждого припасена бутылка водки.  Нельзя в дорогу брать  что-то другое, а то такой «ерш» получится.  За трапезой продолжается знакомство. Кто кем работает. Куда, откуда и по какой нужде едет.  Насытились быстро. Собственно говоря, не ели, а так, закусывали.  
Убрана закуска, протерт столик. Расчерчен лист на три графы; А, В, Е. Из колоды выпал туз.
- Твой золотой. 
«Тысяча»  традиционная  дорожная игра. Она сама по себе интересна множеством раскладов и поэтому в нее можно играть без ставок, «ни на что». «Золотой» никто не взял, обнулились и начали снова. Игра может стать бесконечной.  Поэтому  через десяток конов приняли еще по пятьдесят грамм на грудь  и вышли в тамбур перекурить. Поезд выписывал по отрогам Станового хребта замысловатые кривые, напоминая змею, пытающуюся ухватить себя за хвост. За окном  по белому снегу пьяно разбрелись черные лиственницы, худосочные, вкривь и вкось перекрученные морозами и ветрами. Безрадостная картина. 
- Мальчики, прикурить не найдется.
Из соседнего вагона, впустив клубы морозного воздуха, к нам в тамбур зашла девушка. Стройная фигурка, смазливая мордашка, прическа в три цвета. Не понять -  брюнетка,  шатенка, блондинка?  Глазки блядские. Прикурила, зачирикала.  Я только недавно отошел от развода. В очередной раз влюбился в прекрасную женщину, и до остальных мне не было дела. Поэтому дивчина курящая «беломорину» (сигареты были по талонам), напоминала мне курицу – пеструшку, дразнившую, заманивающую  петуха. А тут целых три.  Два клюнули и, распустив перья, наперебой стали приглашать её  в наше купе. 
Остановка. Пока пропускали встречный, что поделаешь – однопутка, успев попрыгать и замерзнуть на узеньком перроне, в купе сидел четвертый. Со смехом рассказал, как отстал от поезда. Опоздал на минуту и пришлось догонять поезд на частнике. Человек перенервничал, устал, оголодал и снова снедь на столе и короткие тосты. За окном быстро темнеет, еще быстрее пустеет тара. В перекурах Алексей с Виктором определились, кто будет ухаживать за Лили, как она милостиво позволила себя называть, представившись  полностью Лилианой Аристарховной.  Сочетание - нарочно не придумаешь. Впрочем, придумать можно что угодно. Выпивка кончилась? Лили раскрутила молодежь на ресторан. Русский мужик свою норму знает. С утра мне необходимо  быть, как огурчик.  Подсевший позже Анатолий  не достиг еще той кондиции, когда море по колено и ресторан по карману. Посидев, поговорив за чаем «за жизнь», мы забрались на верхние полки и  скорый поезд, плавно укачивая, увез нас каждого в свое царство Морфея. 
Открывалась со щелчком и дребезгом, впуская тусклый свет из коридора, дверь купе, мелькали за окном фонари, переговаривались с рельсами на стыках и стрелках вагонные тележки. На привычный шум не реагируешь.  Долго, долго стоит поезд. Узловая. Дернулся состав – отцепка вагонов идущих на восток. Дернулся – прицепка. Открылась дверь, кто-то из ребят в свете  фонарей с перрона собирает вещи.
-Приехал?
-Угу.  Извини. Спи, спи. 
Голова с хвостом поезда поменялись местами и от того такое впечатление, что едем в обратную сторону. Вагон просыпается. Чья-то растрепанная голова выглянула из купе, посмотрела налево, направо и, увидев, что в одном из концов вагона туалет свободен, с пакетом под мышкой поспешила к нему. Проснулись и мы. 
-А ты, куда Виктора ночью дел?
-Сам делся. С Лили в мягкий перебрался.
-Оуув.
- Ууу
В один голос промычали мы с Анатолием. В этом « Оуу, уу» было все; немного зависти, немного сочувствия, а, в общем,  чувство  какого-то непонятного удовлетворения, что два человека нашли друг друга в этом перекрученном мире.  Мой отец всегда говорил; «Нашел - не радуйся, потерял - не плачь». 
В вагоне-ресторане троица сидела до самого закрытия.  Алексея штормило, бросало от стенки к стенке как на терпящем бедствие судне. Пришлось Виктору и Лили чуть ли не волоком тащить его до купе. Уложили на полку и вышли в тамбур. Покурить.
 Огоньки сигарет отражались в черном зеркале стекла вагонной двери. Шутки, смешки остались с Алексеем в купе, поэтому курили молча.  Оба знали, чего они хотели и каждый ждал от другого жеста, поступка. Качнуло вагон на стрелке, соприкоснулись руки. Кто кого обнял? Уже неважно. Губы нашли друг друга. Тела прижались, словно хотели слиться в единое целое.  Его жадные руки гладили, ласкали, изучали изгибы ее тела. Ладонь скользнула под футболку, выудила из тугой  чашечки лифчика грудь с острым соском. Она вся спряталась в ладони, он нежно  мял ее, под его чуткими пальцами сосок становился все тверже.
За его спиной заскрипела дверь, рука испугано дернулась, опуская задранную футболку вниз. Губы разорвали поцелуй. Пунцовые возбужденные они отольнули друг от друга. Проводница, Светлана, бросая лукавые взгляды на них, молча, деловито высыпала окурки из пепельниц и вышла. 
Глаза встретились с глазами. Лили прыснула смешком в сжатый кулачок. Виктор отвел его в сторону и снова жадно припал к её губам.  Его рука смело нырнула туда, откуда недавно с испугом бежала. Целовались смелее, но по-прежнему жадно. И все же исчез трепет первого поцелуя, так  неожиданно прерванного проводницей. Он все плотнее прижимал её к себе. Язык прикосновений более красноречив, чем слова, не соврешь и не обманешься.  Его рука попыталась скользнуть под резинку спортивных штанов, но Лили перехватила,  её пальцы сплелись с его.  Голову туманило. Виктор прижал её ладонь к своему достоинству
- Не здесь. Не так. 
Шептала она ему на ухо когда его ладонь пыталась проникнуть между плотно сжатыми телами.
 -Не здесь. Не так.
Лили, не отпуская объятий, развернулась, прижалась бедрами к стенке вагона.
- Не здесь.
Виктор, отпустив Лили, открыл дверь. Заглянул в коридор вагона. Светлана мыла туалет. Подняла голову, понимающе подмигнула ему. Тяжело дыша, он сердито закрыл дверь. Достал, закурил сигарету.  Лили, отвернувшись, водила пальцем по стеклу, выписывая только ей видимые вензеля. Мелькнула мысль; «Обиделась?». Поймал в отражении её взгляд. Лили показала ему язык, в глазах ее метались чертики. Сломанная сигарета дымя упала на дно пепельницы и снова, затая дыхание, губы жадно ищут губы. И снова.
- Не здесь. Не так.
Качает состав на стрелках. Мелькают фонари складов,  огни пригорода. Качает, качает.  Ярко освещенный перрон, большой вокзал, ларьки, ларьки. Не здесь, не так? Но если женщина хочет, придумать может что угодно.
- Не здесь.
- А где.
-Узловая. Стоянка сорок минут.
- Ну и что. В гостиницу?
- Глупый, в кассу. Возьмем билет в двухместный. В мягкий всегда билеты свободно.  Ну?
- Идем.
Гудок. Маневровый тепловоз подкатил к составу вагоны, замер в двух метрах от него.  Гудок. Толчок. Брякнули железные суставы, звук перекатом покатился в голову состава, возвратился назад.  Прицепка. Еще до отправления поезда в двухместном  купе в неверном свете перронных фонарей они торопливо сбрасывали одежду, раздевая друг друга. Застенчивая скромница осталась там,  в тамбуре. В перерывах между ласками они утоляли жажду красным вином прямо из бутылки, которую им продали в вагоне-ресторане по ночной таксе. На два пальца осталось на донышке, когда утомленный Виктор блажено уснул. Сквозь сон ему казалось, что куда-то выходила, поцеловав его в щеку, Лили.  Как вернулась, он уже не слышал.
Рука, на которой лежала растрепанная  девичья головка, затекла. Когда он высвободил ее, по ней обжигающе побежали мурашки. Судорогой свело пальцы. Морщась, неловко, одной рукой натянув штаны, Виктор выскочил в коридор. В динамике скрытом под потолком играла музыка. За окном  мелькал бледный утрене – зимний пейзаж.
В сумеречном свете пробивающемся сквозь задернутые шторы обнаженное тело казалось еще прекрасней. Легкими поцелуями Виктор будил Лили, не пропуская ни единой складочки, ни единого бугорка. Её пальцы вплелись в его волосы, тело чутко отзывалось на прикосновение его губ.  Исчезла ночная таинственность, пришло утреннее время открытий. Сладостных, терпких.  Словно последний глоток вина из бутылки. Жажда. От любви. От выпитого вчера в ресторане. Последний глоток не смог её заглушить. Утоленная любовь отступила на второй,  или даже на третий, четвертый план. Одевшись, Виктор прихватил пояс с деньгами, документами,  и выходя спросил Лили.
- Тебе чай или кофе.
- В постель? А может ну его….  Миниралочки или пива. 
Виктор пожал плечами.
- Если будет, возьму.
У проводницы было все. Расстегнув молнию кошелька, Виктор растерянно перебирал документы, толстой пачки денег не было. Стыдливо краснел одинокий червонец, спрятавшийся в паспорте, и даже лысый гений, изображенный на нем, не мог подсказать, куда делись остальные деньги. Взяв два чая, две бутылки пива Виктор заспешил в купе. Лили, уже одетая, сидела на застланной полке. Выхватив одну бутылку, умело откупорила ее открывалкой под столиком. Жадно приникла к горлышку бутылки. Сделав  по-мужицки несколько больших глотков  с облегчением, с удовольствием в голосе выдохнула.
 - Ухх! Хорошо.
Виктор ворошил верхнюю одежду, осмотрел пол, закутки купе. Остатки надежды таяли, как пивная пена за стеклом бутылки.
-Потерял что-то.
Обратила на его суету внимание Лили.
-Деньги. 
-Так они у тебя в кошельке на брюхе были.
- Были – Нет! Ни …  нет. Ты не видела?
- Что?
- Деньги, говорю, не видела.
Виктор снова переворошил одежду. Схватил, открыл Лилину сумочку.
Косметика. Расческа. Маникюрный набор. В отдельном кармашке паспорт. В другом пузатенький, самодовольно надувшийся  кошелек. Лили выхватила из его рук сумочку.
-Отдай. Идиот.
Виктор успел взять кошелек. Расстегнул, вывалил содержимое на столик. Синие, желтые, зеленные – рубли, трешки, пятерки. У него таких купюр не было. В артели выдали двадцать пятками и десятками.
- Ты чо?  Совсем? - Покрутила пальцем у виска Лили. – Козел.
Сгребла деньги сто стола, комком попыталась впихнуть в кошелек. Не вместились  и  она, не застегивая кошелек, бросила все в сумочку.