Из Нью-Йорка с любовью…
Жизнь Майи Марковны Скуба
- Из Америки? – недоуменно пожала плечами хозяйка, - у меня там никого нет.
Она внимательно посмотрела на обратный адрес на английском:
Вера Клинг,
Вашингтон авеню,
Бруклин, Нью – Йорк, 11225, США
От Веры Клинг?... Неужели?... трясущимися руками она надорвала конверт, вытащила тонкий листок, взглянула на него и машинально отметила про себя: написано по-русски.
«Здравствуйте, дорогие и любимые папа, Маюсик, Васенька, Боренька….», - слезы застлали глаза.
- Боже мой, - шептала про себя Майя Марковна, - жива моя сестренка! Кто еще мог ее так ласково назвать давно полузабытым детским именем «Маюсик».
«Посылаю вам письмо. Немного о себе. Я с мужем Сашей и двумя дочерями живу в Америке в городе Нью-Йорк. Живем хорошо и всего у нас достаточно. Эллочка и Танюша – учителя, я работала в госпитале, но сейчас сижу дома. Муж Саша имеет свое дело – газолиновую колонку. Если вы со мной желаете переписываться, то ответьте по адресу. Вера Клинг.»
Воспоминания нахлынули, и прошлое всплыло в памяти Майи Марковны.
….Таганрог. Красивый южный город. Уютный теннисный двор, и она – Майя, Маюсик или Маэстро, как зовут ее все во дворе за веселый и озорной нрав, - прыгает через скакалку.
- Маэстро! К вам гости приехали, - крикнул соседский мальчишка.
Дома Майя увидела старшего брата Василия, который, отслужив на Дальнем Востоке, на родину не вернулся после армии, а доехав до станции Зилово, остался там, женился.
- Ух, какая ты большая, Маюсик, стала! – вертел её Василий.
Он приехал с молодой женой. Из разговора отца Марка Денисовича с Василием девочка поняла: Вася оставаться в Таганроге не хочет, он приехал в отпуск и вернется назад, в Зилово.
У Василия, Бориса, Веры, Майи – детей Марка Денисовича – не было матери. Она умер-ла совсем молодой.
- Отец, - говорил накануне отъезда Василий, - отпусти с нами в Зилово Майю. Вера и Бо-рис учиться будут, а за девчонкой догляд нужен. Мала она еще.
Марк Денисович после долгих раздумий согласился:
- Хорошо, пусть едет.
…В 1941-ом году жена брата с ребятишками и Майей поехали из Забайкалья в Таганрог. Известие о начале войны застало путешественников в городе Буй. С большим трудом добрались до Таганрога. Пробыв пару дней, невестка засобиралась в обратный путь, а Майя решила остаться с отцом и Борисом. Вера уже работала фельдшером в станице Заплавской. Майя, а ей шёл восемнадцатый год, устроилась на завод имени Сталина, где работал Борис. Дома брат с сестрой почти не бывали, а однажды, забежав переодеться и взять еду, увидели на столе записку отца. По решению горкома партии Марк Денисович был отправлен для выполнения партийного задания в город Ростов-на-Дону.
В Таганроге царила неразбериха. Эвакуировали завод, где работали Борис и Майя. По главным улицам города гнали овец, стада коров. Измученные пастухи, черные от пыли, предлагали жителям брать скот. Грабили магазины. Прибежавшие с кондитерской фабрики пацаны рассказали, что, набирая патоку из ёмкости, утонуло несколько человек. Фронт приближался к Таганрогу.
Все реже и реже Майя видела Бориса. Где и с кем он пропадал – об этом брат никогда не говорил. Приходил измученный, усталый.
Вскоре в Таганрог вошли немцы… Фрицы были самодовольны, самоуверенны. Когда-то шумный по-южному город притаился, замер. Жители почти не выходили на улицу.
Осунулась и похудела тетя Сара, чей сварливый характер был известен соседям. Разве не она ещё недавно кричала на таганрогском базаре:
- И это ты называешь курой? Та лучше я пойду и у того хлопца возьму битую куру, чем твою, ощипанную.
Продавец сдавался. Покупательница, сбив цену, сажала живую покупку в корзинку, закрывала ее и важно шествовала домой. Давно ли это было….
Наступила холодная зима. Все, что можно было съесть, съедено, все, что можно было выменять на продукты – выменяли. Майя все чаще поглядывала на Борисовы хромовые сапоги «джимми», но не решалась обменять их на продукты. И сколько Майя не спрашивала у знакомых и друзей Бориса, не знают ли что о нем, - ответа не получала.
….Наступил первый месяц весны. Семнадцатого марта, в день рождения Майи, ее забрали в гестапо.
Немецкий офицер, играя плеткой, кричал на ломаном русском:
- Где есть Борис? Я спрашивай, ты отвечай, где есть твой брат Борис?
Майя запомнила, что ударение в имени Бориса фашист ставил на первом слоге. В комнату, где ее допрашивали, два полицейских привели Костю, друга Бориса. Ему задавали тот же вопрос:
- Где есть Борис Скуба? Ты знал его, руссише швайн?! (русская свинья).
Не добившись ответа, Костю и Майю, окровавленных, в полубессознательном состоянии, забросили в машину и привезли к школе имени А.П.Чехова, где помещалась временная тюрьма, затащили на второй этаж, где из классов сделали камеры, затолкнули обоих в одну из них.
Воспоминания снова и снова возвращают Майю Марковну к тем страшным дням, но это было только нача-лом тернистого пути, который ей предстояло пройти.
Что же было потом? Ах да, Майя очнулась от чьего-то ласкового прикосновения:
- Ничего, девочка, терпи, - шептала наклонившаяся над ней женщина в тёмном платке. – Попить хочешь?
Как же звали ее, эту женщину, которая заботилась о собратьях по несчастью, о тех, кто был подавлен и растерян? Память услужливо подсказала: тётей Надей.
Камера битком набита. После вечерней облавы арестованных стало вдвое больше. Отовсюду слышались стоны, плач, ругательства…. И всех тетя Надя просила потерпеть, от её ласкового голоса становилось спокойней.
Несколько дней в камеру никого не приводили и не вызывали на допрос. Запомнила на всю жизнь Майя девушку по имени Шура - красивую, синеглазую, на плечах яркий цветастый платок.
Где-то через неделю арестованных вывели и погрузили в машины. Майе приказали остаться. Прошло около часа, снова послышался шум моторов. Девушка зацепилась руками за доски, которыми были забиты окна, приподнялась и увидела в щель между ними, как из кузова выбрасывают одежду. Легкой яркой птицей упал на землю цветастый платок Шуры….
Она поняла: всех, кого грузили в машину, увезли в Петрушевскую балку. И уже нет в живых синеглазой Шуры, Костика, друга её брата Бориса, тети Нади, и всех тех, с кем еще недавно делила камеру Майя.
Её отпустили домой. И соседка, кажется, ее фамилия была Солдатенко, сказала вернувшейся Майе:
- Немцы Бориса арестовали. Подпольщиком он был. Веру угнали в Германию.
Осталась Майя совсем одна, а вскоре ее, подружку Любу Басову и многих, многих других хлопцев и девчат повезли в Германию. Рейху требовались рабочие руки. По дороге в неволю Майя узнала, что Бориса фашисты казнили – повесили. О судьбе отца и Василия она ничего не знала.
В Перемышле для пленников устроили баню. Сквозь строй гогочущих немецких солдат девушек голыми погнали мыться.
…Русс арбайтен (русских рабочих) привезли в Гросгерау – небольшой немецкий городишко. Местом работы их стала фабрика, где изготовляли консервы для немецких солдат, воюющих на восточном фронте. Наказывали узников за малейшую провинность. Лизнул мармеладку, плывущую по конвейеру, - садись в «келлер». Особо усердствовала фрау Гартман, тощая, пучеглазая немка.
- Руссише швайн арбайтен шлехт, - кричала фрау Гартман. – Русские свиньи работают плохо!
Помнит Майя, как за какую-то оплошность директор фабрики Лянт, ни слова не говоря, наотмашь ударил ее. Из глаз посыпались искры. А как ненавидели хорватку Свету, которая была соглядатаем у фашистов… Жива ли эта нелюдь в человеческом обличье?
Письмо возбудило воспоминания, и перед мысленным взором Майи Марковны замелькали, как кадры давно виденного кино, эпизоды ее жизни в неволе. Красная Армия уже стояла у границ фашистского рейха. Однажды поутру узницы увидели военнопленных, которых пригнали рыть окопы. Смотреть на них было страшно – скелеты, обтянутые кожей.
По всем баракам прошелестело: «Хлеб самим не есть. Подкормим военнопленных». И хотя хлеб пекли из спаржи, и он мало чем напоминал настоящий, все-таки….
Кое-что сумели передать, часть припасов военнопленные решили спрятать в одежду и перенести тем, кто уже не в состоянии был ходить на работу. Но кто-то, видимо, выдал, и всех обыскали. Били нещадно, тех, кто не мог передвигаться самостоятельно, пристрелили на месте.
В это же время Майю и ее товарищей отправили в тюрьму Дармштадт. Чем бы всё окончилось, одному Богу известно, если бы не стали бомбить, и фашисты, видимо, решили, что провинившиеся больше пользы принесут на фабрике. Их построили и повели на фабрику колонной. Авиация продолжала свои налеты. В одну из бомбежек Майя, Люба Басова и еще человека три сумели сбежать. Терять было нечего.
Пробирались к своим наобум. Собирали в лесу орехи, на полях – оставшуюся кое-где картошку. Потеряли счет дням и ночам. Оборванные, измученные, они вышли на шоссейку и увидели машины с военными. Это были не немцы, но и не русские. Они остановились, что-то кричали, объясняли. Беглецы поняли, что перед ними американские солдаты. Их привезли назад в Дармштадт, который уже освободили от фашистов, откуда всех пленных отправляли на родину…
И вот она, родная земля! Майя опустилась на колени, поцеловала ее и впервые за четыре года в голос заплакала.
Вернулись в Таганрог. Теплилась надежда встретить в отчем доме Веру, Бориса. Дом был пуст. Марк Денисович жил и работал в Зернограде. Сведения о казни Бориса подтвердились, о Вере толком никто ничего не знал. Повидавшись с отцом, Майя вернулась в Зилово. Так закончилась эта история.
Но закончилась ли? Майя Марковна вновь и вновь перечитывала строки письма: «Из Нью-Йорка с любовью… Вера Клинт…. Вашингтон-авеню….»
Шёл август 1974 года. Через 35 лет она узнала, что её сестра жива. Немедленно откликнулась, как же не желать переписываться, вишь, что придумала Вера, и полетели письма из Зилово на Вашингтон-авеню в Нью-Йорк и из Нью-Йорка в Зилово. Вера смутно помнила довоенный адрес брата Василия, знала, что Майя до войны жила у него. Письмо в Советский Союз передала через знакомую, ехавшую в Ленинград в гости, и та отправила его по почте в Зилово.
Майе Марковне повезло: письмо нашло ее. Может, тому виной ее необычные для забайкальских мест имя и отчество или что-то другое, но все прежние письма Веры из США брат и сестра Скуба не получали…
Что было потом? – спросите вы. Приезжали в Россию Элла и Татьяна – племянницы Майи Марковны, тетя встречалась с ними в Иркутске, в Зилово появиться американским родственникам не разрешили.
Судьба еще дважды была благосклонна к Майе Марковне. В 1979 году она с младшей дочкой Татьяной по приглашению семьи Клинт выехала в Америку. Многочасовой перелет через океан, поздно вечером вышли в аэропорту имени Кеннеди, но гостей из СССР никто не встречал.
Что делать в чужой стране, незнакомом городе? И Майя Марковна расплакалась, как тогда при пересечении границы в 45-ом, но быстро справилась с собой.
- Берем такси, - сказала дочке.
- Вам куда, мадам? - спросил таксист, и Майя Марковна небрежно бросила: «Вашингтон – авеню, 11225», - словно это и не она рыдала полчаса назад. Автомобиль мчался по утренним улицам Нью – Йорка. Водитель попался разговорчивый, прекрасно изъяснялся по-русски.
- Всего вам наилучшего, - сказал он, провожая к дому пассажиров.
Дежурная по подъезду на вопрос, можно ли вызвать Веру Клинт, ответила, с интересом разглядывая иностранок:
- Клинт уехали отдыхать.
- А разве они не получили телеграмму? – осевшим голосом спросила Майя Марковна.
- Никакой телеграммы не было.
- Как же мы теперь?
- Да не беспокойтесь вы, - услышав русскую речь, на площадку вышел высокий мужчина. - Вере Марковне сообщим о вашем приезде, а сейчас милости просим к нам в гости. Меня зовут Фёдор, - и он подхватил чемоданы вконец растерявшихся приезжих.
Был накрыт стол, были вопросы хозяев, а какая она, Россия, теперь, а потом пришли другие соседи Федора, тоже выходцы из России, и стали наперебой приглашать их к себе в гости. В споре победила Анна, соседка Федора. К ней-то и направились на ночлег Колотыгины. Многочасовой перелет, ожидание в аэропорту, отсутствие родных – все это сказалось. Майя Марковна и Татьяна упали замертво в кровать.
- Майя, Маюсик, вставай же! Я уже не могу больше ждать!
Майя Марковна с трудом открыла глаза. Над ней склонилась…. Вера. Сестры обнялись.
Встречу их запечатлела Анна, хозяйка квартиры.
- Я всю жизнь ждала этого дня, - улыбаясь сквозь слезы, сказала Майя Марковна.
Послесловие от автора
Жизнь Майи Марковны Скуба после войны сложилась удачно. В Зилово она вышла замуж за Петра Иосифовича Колотыгина. Муж всегда ей был опорой во всем. К сожалению, Петр Иосифович ушёл из жизни. Они воспитали прекрасных дочерей – Веру, Ольгу, Татьяну.
Что ещё добавить к моему рассказу о женщине, чья судьба меня взволновала? Мне захотелось рассказать о ней вам, дорогие читатели.