Из Нью-Йорка с любовью…

Жизнь  Майи  Марковны  Скуба 


- Майя, тебе из Америки, - сказал почтальон, вручая Майе Марковне Колотыгиной  письмо  в международном конверте.
- Из Америки? – недоуменно  пожала плечами  хозяйка, - у меня там никого нет.
Она внимательно  посмотрела  на обратный  адрес  на английском:
Вера Клинг,
Вашингтон авеню,
Бруклин, Нью – Йорк, 11225, США
От Веры Клинг?... Неужели?... трясущимися руками она надорвала конверт, вытащила  тонкий  листок, взглянула на него и машинально отметила  про себя: написано по-русски.
 
Из письма Веры Клинг:
«Здравствуйте, дорогие и любимые папа, Маюсик, Васенька, Боренька….», - слезы  застлали  глаза.
- Боже мой, - шептала про себя Майя Марковна, - жива моя сестренка! Кто еще мог ее так  ласково назвать  давно полузабытым  детским  именем «Маюсик».
«Посылаю вам письмо. Немного о себе. Я с мужем Сашей  и двумя  дочерями  живу  в Америке в городе Нью-Йорк. Живем хорошо и всего у нас достаточно. Эллочка и Танюша – учителя, я работала в госпитале, но сейчас  сижу  дома. Муж Саша имеет свое  дело – газолиновую колонку.  Если вы со мной  желаете переписываться, то ответьте по адресу. Вера Клинг.»
Воспоминания нахлынули, и прошлое всплыло  в памяти  Майи Марковны.
….Таганрог. Красивый южный город. Уютный теннисный двор, и она – Майя, Маюсик или Маэстро, как зовут  ее  все во дворе  за веселый и озорной нрав, - прыгает через скакалку.
- Маэстро!  К вам гости приехали, - крикнул соседский мальчишка.
Дома Майя увидела  старшего брата  Василия, который, отслужив  на Дальнем Востоке, на родину  не вернулся после армии, а доехав до станции Зилово, остался там, женился.
- Ух, какая ты большая, Маюсик, стала! – вертел её Василий.
Он приехал с молодой женой. Из разговора отца  Марка Денисовича с Василием  девочка поняла: Вася оставаться в Таганроге  не хочет, он приехал в отпуск и вернется назад, в Зилово.
У Василия, Бориса, Веры, Майи – детей Марка Денисовича – не было матери. Она умер-ла совсем молодой.
- Отец, - говорил накануне отъезда Василий, - отпусти с нами в Зилово Майю. Вера и Бо-рис учиться будут, а за девчонкой догляд нужен. Мала она еще.
Марк Денисович после долгих раздумий согласился: 
- Хорошо, пусть едет.
…В 1941-ом году жена брата с ребятишками и Майей  поехали из Забайкалья в Таганрог. Известие о начале войны застало путешественников в городе Буй. С большим трудом добрались до Таганрога. Пробыв пару  дней, невестка засобиралась в обратный путь, а Майя решила остаться с отцом и Борисом. Вера уже работала фельдшером в станице Заплавской. Майя, а ей шёл восемнадцатый год, устроилась на завод имени Сталина, где работал Борис. Дома брат с сестрой почти не бывали, а однажды, забежав переодеться и взять еду, увидели на столе записку отца. По решению горкома партии Марк Денисович был отправлен для выполнения  партийного задания в город  Ростов-на-Дону.
В Таганроге царила  неразбериха. Эвакуировали  завод, где работали  Борис и Майя. По главным  улицам  города  гнали овец, стада коров. Измученные  пастухи, черные  от пыли, предлагали  жителям брать скот. Грабили магазины. Прибежавшие с кондитерской фабрики пацаны  рассказали, что, набирая  патоку  из ёмкости, утонуло несколько человек.  Фронт приближался к Таганрогу.
Все реже и реже Майя видела Бориса. Где и с кем он пропадал – об  этом брат никогда не говорил.  Приходил  измученный, усталый.
Вскоре в Таганрог вошли немцы… Фрицы были самодовольны, самоуверенны. Когда-то шумный по-южному  город притаился, замер. Жители почти не выходили  на улицу.
Осунулась и похудела тетя Сара, чей сварливый характер был известен  соседям. Разве  не она ещё недавно  кричала на таганрогском базаре:
- И это ты называешь  курой? Та лучше я пойду и у того  хлопца  возьму  битую куру, чем  твою, ощипанную.
Продавец сдавался.  Покупательница, сбив цену, сажала живую покупку  в корзинку, закрывала ее и важно шествовала домой. Давно ли это было….
Наступила холодная зима. Все, что можно было съесть, съедено, все, что можно было выменять на продукты – выменяли. Майя  все чаще поглядывала на Борисовы  хромовые сапоги  «джимми», но не решалась  обменять  их на продукты. И сколько Майя не спрашивала у знакомых и друзей  Бориса, не знают ли что о нем, - ответа не получала.
….Наступил  первый  месяц  весны. Семнадцатого марта, в день рождения  Майи, ее забрали в гестапо.
Немецкий  офицер, играя плеткой, кричал на ломаном русском:
- Где есть Борис? Я спрашивай, ты отвечай, где есть твой брат Борис?
Майя  запомнила, что   ударение  в имени  Бориса  фашист  ставил  на первом слоге. В комнату,  где ее допрашивали, два полицейских  привели  Костю, друга Бориса.  Ему  задавали тот же вопрос:
- Где есть Борис  Скуба? Ты знал его, руссише швайн?! (русская свинья). 
Не добившись ответа, Костю и Майю, окровавленных, в полубессознательном состоянии,  забросили в машину  и привезли к школе имени А.П.Чехова, где помещалась временная тюрьма, затащили на второй этаж, где из  классов  сделали  камеры, затолкнули обоих в одну из них.
Воспоминания  снова и снова  возвращают  Майю Марковну   к тем  страшным дням, но это было только нача-лом  тернистого пути, который ей предстояло пройти. 
Что же было  потом? Ах да, Майя  очнулась  от чьего-то ласкового прикосновения:
- Ничего, девочка, терпи, - шептала  наклонившаяся  над ней женщина  в тёмном платке. – Попить хочешь?
Как же звали  ее, эту  женщину, которая  заботилась  о собратьях  по несчастью, о тех, кто  был подавлен и растерян?  Память услужливо  подсказала: тётей Надей.
Камера битком набита. После вечерней облавы  арестованных стало вдвое больше. Отовсюду  слышались стоны, плач, ругательства…. И всех  тетя Надя  просила  потерпеть, от её ласкового голоса становилось спокойней.
Несколько дней  в камеру никого не приводили  и не вызывали  на допрос. Запомнила на всю жизнь  Майя девушку по имени Шура - красивую, синеглазую, на плечах яркий цветастый  платок.
Где-то через неделю  арестованных  вывели  и погрузили  в машины. Майе приказали  остаться. Прошло около часа, снова послышался шум  моторов. Девушка зацепилась руками за доски, которыми были забиты окна, приподнялась  и увидела в щель между  ними, как из кузова  выбрасывают  одежду. Легкой яркой птицей  упал на землю цветастый  платок Шуры….
Она поняла: всех, кого грузили в машину, увезли в Петрушевскую балку. И уже нет в живых синеглазой Шуры, Костика, друга её брата Бориса, тети Нади, и всех тех, с кем еще  недавно  делила  камеру Майя.
Её отпустили домой. И соседка, кажется, ее фамилия  была Солдатенко, сказала  вернувшейся  Майе:
- Немцы Бориса арестовали. Подпольщиком он был. Веру угнали в Германию.
Осталась Майя совсем одна, а вскоре  ее, подружку Любу Басову  и многих, многих других  хлопцев и девчат  повезли  в Германию. Рейху  требовались  рабочие руки. По дороге в неволю Майя  узнала, что Бориса  фашисты казнили – повесили. О судьбе отца и Василия  она ничего не знала.
В Перемышле для пленников устроили баню. Сквозь  строй  гогочущих  немецких солдат  девушек  голыми погнали  мыться.
…Русс арбайтен (русских рабочих) привезли в Гросгерау – небольшой немецкий  городишко. Местом работы  их стала фабрика, где изготовляли  консервы  для немецких солдат, воюющих на восточном фронте. Наказывали узников  за малейшую провинность.  Лизнул мармеладку,  плывущую  по конвейеру,  - садись  в «келлер». Особо усердствовала  фрау Гартман, тощая, пучеглазая  немка.
- Руссише  швайн  арбайтен шлехт, - кричала фрау Гартман. – Русские свиньи работают плохо!
Помнит Майя, как за какую-то оплошность  директор фабрики   Лянт, ни слова не говоря, наотмашь  ударил  ее.  Из глаз посыпались искры. А как ненавидели хорватку Свету, которая была соглядатаем у фашистов… Жива  ли эта нелюдь в человеческом обличье?
Письмо возбудило воспоминания, и перед мысленным  взором Майи Марковны  замелькали, как кадры  давно виденного кино, эпизоды  ее жизни  в неволе. Красная Армия  уже стояла  у границ  фашистского  рейха. Однажды поутру  узницы  увидели  военнопленных, которых  пригнали  рыть окопы. Смотреть на них  было страшно – скелеты, обтянутые  кожей. 
По всем баракам прошелестело: «Хлеб самим не есть. Подкормим военнопленных». И хотя хлеб пекли  из спаржи, и он мало чем напоминал  настоящий, все-таки….
Кое-что  сумели  передать, часть припасов  военнопленные  решили  спрятать  в одежду  и перенести  тем, кто  уже  не в состоянии  был ходить  на работу. Но кто-то, видимо, выдал, и всех обыскали. Били нещадно, тех, кто не мог  передвигаться  самостоятельно, пристрелили  на месте.
В это же время  Майю  и  ее товарищей  отправили  в тюрьму  Дармштадт. Чем бы всё окончилось, одному Богу  известно,  если бы не стали бомбить, и фашисты, видимо, решили, что  провинившиеся больше пользы принесут на фабрике. Их построили и повели на фабрику  колонной. Авиация  продолжала  свои  налеты. В одну из бомбежек  Майя, Люба Басова и еще человека три  сумели  сбежать. Терять было нечего.
Пробирались  к своим  наобум. Собирали в лесу  орехи, на полях – оставшуюся  кое-где картошку. Потеряли  счет дням  и ночам. Оборванные, измученные, они вышли  на шоссейку  и   увидели  машины  с военными. Это были не немцы, но и не русские. Они остановились, что-то кричали, объясняли. Беглецы  поняли, что перед  ними  американские солдаты. Их привезли назад в Дармштадт, который уже освободили от фашистов, откуда  всех пленных  отправляли  на родину…
И вот она, родная земля!  Майя  опустилась на колени, поцеловала ее  и впервые  за четыре года  в голос  заплакала.
Вернулись в Таганрог. Теплилась надежда  встретить в отчем доме Веру, Бориса. Дом был пуст. Марк Денисович  жил и работал в Зернограде. Сведения о казни Бориса подтвердились, о Вере толком никто ничего не знал. Повидавшись с отцом, Майя вернулась в Зилово. Так закончилась эта история.
Но закончилась ли? Майя Марковна  вновь и вновь   перечитывала  строки  письма:  «Из Нью-Йорка  с любовью… Вера Клинт…. Вашингтон-авеню….»
Шёл август  1974 года. Через 35 лет она узнала, что её  сестра  жива. Немедленно откликнулась, как же не желать переписываться, вишь, что придумала  Вера, и полетели письма  из Зилово  на Вашингтон-авеню в Нью-Йорк  и из Нью-Йорка в Зилово.  Вера смутно помнила  довоенный  адрес  брата  Василия, знала, что Майя до войны жила у него.  Письмо в Советский Союз передала через знакомую, ехавшую в Ленинград  в гости, и та отправила  его по почте  в Зилово.
Майе  Марковне  повезло: письмо  нашло ее. Может, тому  виной  ее необычные  для  забайкальских  мест  имя  и отчество  или что-то  другое, но все прежние  письма  Веры  из  США  брат и сестра  Скуба  не получали…
Что было потом? – спросите  вы. Приезжали  в  Россию  Элла  и Татьяна – племянницы  Майи  Марковны, тетя  встречалась  с  ними  в  Иркутске, в Зилово  появиться  американским  родственникам  не разрешили.
Судьба  еще  дважды  была  благосклонна  к  Майе  Марковне. В  1979 году  она  с младшей  дочкой  Татьяной  по приглашению  семьи  Клинт  выехала  в Америку. Многочасовой  перелет  через  океан, поздно вечером  вышли  в аэропорту  имени Кеннеди, но гостей  из  СССР  никто не встречал.
Что делать в чужой  стране, незнакомом  городе?  И Майя  Марковна  расплакалась, как тогда  при пересечении  границы                       в 45-ом,  но   быстро  справилась  с  собой.
- Берем  такси, - сказала  дочке.
- Вам  куда, мадам? -  спросил  таксист, и Майя  Марковна небрежно  бросила:  «Вашингтон – авеню, 11225», - словно  это  и не она  рыдала  полчаса  назад.  Автомобиль мчался  по утренним  улицам  Нью – Йорка. Водитель попался разговорчивый, прекрасно  изъяснялся по-русски.
- Всего  вам  наилучшего, - сказал  он, провожая  к дому  пассажиров.
Дежурная  по подъезду  на вопрос, можно ли вызвать  Веру  Клинт, ответила, с интересом  разглядывая  иностранок:
- Клинт уехали отдыхать.
- А разве  они не получили телеграмму? – осевшим  голосом  спросила  Майя  Марковна.
- Никакой  телеграммы  не было.
- Как же мы теперь?
- Да не беспокойтесь вы, - услышав  русскую  речь, на площадку  вышел  высокий  мужчина. - Вере  Марковне сообщим  о вашем  приезде, а сейчас милости просим  к  нам  в гости.  Меня зовут Фёдор, - и он  подхватил  чемоданы  вконец  растерявшихся  приезжих.
Был  накрыт  стол, были  вопросы  хозяев, а какая она, Россия, теперь, а потом  пришли  другие  соседи  Федора, тоже  выходцы  из  России, и стали наперебой  приглашать  их  к себе  в гости.  В споре  победила  Анна, соседка Федора.  К ней-то  и  направились  на ночлег  Колотыгины.  Многочасовой  перелет, ожидание  в аэропорту, отсутствие  родных – все это сказалось.  Майя  Марковна  и  Татьяна  упали  замертво  в кровать.
- Майя, Маюсик, вставай  же!  Я  уже  не могу  больше  ждать!
Майя  Марковна  с  трудом  открыла  глаза.  Над  ней  склонилась….  Вера.  Сестры  обнялись.
Встречу  их  запечатлела  Анна, хозяйка квартиры.
- Я всю  жизнь  ждала этого дня, - улыбаясь сквозь  слезы, сказала  Майя  Марковна.
 
Послесловие  от автора
 
Жизнь  Майи  Марковны  Скуба  после  войны  сложилась  удачно.  В Зилово  она   вышла  замуж  за  Петра  Иосифовича  Колотыгина. Муж  всегда  ей  был  опорой  во всем.  К сожалению, Петр  Иосифович  ушёл  из  жизни.  Они  воспитали  прекрасных  дочерей – Веру, Ольгу, Татьяну.
Что ещё  добавить к моему рассказу  о  женщине, чья судьба  меня  взволновала?  Мне  захотелось  рассказать  о  ней  вам, дорогие  читатели.                                            

 Любовь Шемелина,