Нобелевскую премию по литературе в 2015 году получила Светлана Алексиевич

Уважаемые читатели, сегодня на страницах нашей газеты будут опубликованы два отрывка из литературно – публицистического издания белорусской писательницы – лауреата Нобелевской премии по литературе Светланы  Алексиевич «Цинковые мальчики».

Книга «Цинковые мальчики» давно стала мировым бестселлером. Неизбывно горе матерей «цинковых мальчиков», понятно их желание знать правду о том, как и  за что воевали и погибали в Афгане их сыновья.

Светлана Алексиевич родилась 31 мая 1948 года в западно-украинском городе Станиславе (ныне - Ивано-Франковск,Украина). Отец - белорус, мать - украинка. После демобилизации отца семья переехала на его родину, в Белоруссию, отец и мать работали сельскими учителями. Мать отца умерла от тифа в партизанах, из троих её сыновей двое пропали без вести, а отец Светланы Алексиевич вернулся с фронта. Отец матери погиб на фронте. Прадед отца тоже был сельским учителем. По её словам, всё своё детство провела в украинском селе, в Винницкой области.

В 1965 году Светлана окончила среднюю школу в Копаткевичах  Петриковского района Гомельской области.

Работала воспитателем, учителем истории и немецкого языка в школах Мозырского района, журналистом газеты «Припятская правда» в Наровле.

В 1972 году окончила факультет журналистики БГУ, начала работу в «Маяке коммунизма» - районной газете в Берёзе Брестской области. В 1973-1976 годах работала в белорусской «Сельской газете», 1976 - 1984 годах - руководитель отдела очерка и публицистики журнала «Нёман».

В 1983 году принята в Союз писателей СССР.

С начала 2000-х годов жила в Италии, Франции, Германии. C 2013 года снова живёт в Белоруссии.

Светлана Алексиевич работает в художественно-документальном жанре. Среди своих учителей она называет Алеся Адамовича и Василя Быкова.

Первая книга Алексиевич «Я уехал из деревни» - собрание монологов жителей белорусской деревни, переехавших в город,  была подготовлена к печати в 1976 году, однако набор книги был рассыпан по указанию отдела пропаганды  ЦК Компартии БССР за критику жёсткого паспортного режима и «непонимание аграрной политики» партии. Впоследствии автор отказалась от публикации, считая книгу излишне «журналистской».

Первая опубликованная книга Алексиевич «У войны не женское лицо» была написана в 1983 году. Эта документальная повесть, основанная на записях рассказов женщин, участвовавших в Великой Отечествен-ной войне, была впервые опубликована в журнале «Октябрь» в начале 1984 года (в журнальном варианте).

В 1985 году книга вышла отдельным изданием одновременно в нескольких издательствах, общий тираж к концу 1980-х достиг 2 млн экземпляров.  По книге было поставлено множество спектаклей.

Вторая книга писательницы, «Последние свидетели: книга недетских рассказов» (1985, в последующих изданиях использовались варианты подзаголовка «Соло для детского голоса», «Сто недетских колыбельных», «100 недетских рассказов») основана на воспоминаниях о Великой отечественной войне тех, кто пережил её в детском возрасте.

Третья книга, «Цинковые мальчики» (1989) рассказывает об Афганской войне словами матерей, потерявших в этой войне своих сыновей. Книга 1993 года «Зачарованные смертью» посвящена проблеме самоубийств, вызванных эпохой резких социальных перемен в бывшем Советском Союзе. В 1997 году опубликована «Чернобыльская молитва», книга, написанная на основе бесед со свидетелями Чернобыльской катастрофы. В 2013 году выходит книга «Время секонд хэнд», в которой Алексиевич рассматривает проблему влияния истории страны на сознание её граждан, в частности формирование феномена «советского человека». Книги Алексиевич образуют цикл «Голоса Утопии». Работа над циклом продолжается.

В конце 1990-х годов была начата работа над книгой «Чудный олень вечной охоты», включающей рассказы о любви, по состоянию на октябрь 2015 года работа над книгой продолжается.

Книги Светланы Алексиевич переведены на английский, французский, немецкий, шведский, польский, китайский, норвежский и другие языки. Общий тираж иностранных изданий «Чернобыльской молитвы» составил более 4 миллионов экземпляров.

К 2015 году писательница стала лауреатом множества иностранных литературных премий и наград.

Светлана Алексиевич - автор боле двух десятков сценариев документального кино и трёх театральных пьес.

В 2013 году Светлана Алексиевич считалась одним из претендентов на Нобелевскую премию по литературе, однако премию получила канадская писательница Элис Манро.

В 2015 году Алексиевич стала лауреатом Нобелевской премии по литературе с формулировкой «за ее многоголосное творчество - памятник страданию и мужеству в наше время». Светлана Алексиевич - первый нобелевский лауреат в истории независимой Белоруссии; она стала первым с 1987 года русскоязычным писателем, удостоенным Нобелевской премии по литературе. Впервые за полвека премия была присуждена писателю, преимущественно работающему в жанре документальной литературы; при этом впервые в истории Нобелевская премия по литературе присуждена профессиональному журналисту. Денежный приз премии составил 8 млн шведских крон (около 953 тыс. долларов на момент присуждения)

Моё ты солнышко

- Он у меня маленького роста был. Родился маленький, как девочка, вес - два килограмма, рост тридцать сантиметров. Боялась в руках держать.

Прижму к себе:

- Мое ты солнышко...

Ничего не боялся, только паука. Приходит с улицы... Мы ему новое пальто купили... Это ему исполнилось четыре года... Повесила я это пальто на вешалку и слышу из кухни: шлеп-шлеп, шлеп-шлеп... Выбегаю: полная прихожая лягушек, они из карманов его пальто выскакивают. Он их собирает:

- Мамочка, ты не бойся. Они добрые. — И назад в карман запихивает.

- Мое ты солнышко.

Игрушки любил военные. Дарила ему танк, автомат, пистолет. Нацепит на себя и марширует по дому.

- Я солдат... Я солдат...

- Мое ты солнышко... Поиграй во что-нибудь мирное.

- Я - солдат...

Идти в первый класс, не можем нигде купить костюм, какой не примеряем - он в нем тонет.

- Мое ты солнышко...

Забрали в армию. Я молила не о том, чтобы его не убили, а чтобы не били. Я боялась, что будут издеваться ребята посильнее, он такой маленький. Рассказывал, что и туалет зубной щеткой могут заставить чистить, и трусы чужие стирать. Я этого боялась. Попросил: «Пришлите все свои фото: мама, папа, сестренка. Я уезжаю...»

Куда уезжает, не написал. Через два месяца пришло письмо из Афганистана: «Ты, мама, не плачь, наша броня надежная».

- Мое ты солнышко... Наша броня надежная...

Уже домой ждала, ему месяц остался до конца службы. Рубашечки купила, шарфик, туфли. И сейчас они в шкафу. Одела бы в могилку... Сама бы его одела, так не разрешили гроб открыть... Поглядеть на сыночка, дотронуться... Нашли ли они ему форму по росту? В чем он там лежит?

Первым пришел капитан из военкомата:

- Крепитесь, мать...

- Где мой сын?

- Здесь, в Минске. Сейчас привезут.

Я осела на пол:

- Мое ты солнышко!!! - Поднялась и набросилась с кулаками на капитана:

- Почему ты живой, а моего сына нет? Ты такой здоровый, такой сильный... А он маленький... Ты - мужчина, а он - мальчик. Почему ты живой?!

Привезли гроб, я стучалась в гроб:

- Мое ты солнышко! Мое ты солнышко!

А сейчас хожу к нему на могилку. Упаду на камни, обниму:

- Мое ты солнышко...

И я жду... Я не сумасшедшая

- Никогда раньше не молилась, теперь молюсь... В церковь на службу хожу...

Я сидела у гроба и спрашивала: «Кто там? Ты ли там, сынок?» Только это и повторяла: «Кто там? Отзовись, сынок... Ты у меня вырос большой, а гроб такой маленький...»

Прошло время. Я хотела узнать, как погиб мой сын. Обратилась в военкомат:

- Расскажите, как погиб мой сын? Где? Я не верю, что его убили. Мне кажется, что я похоронила железный ящик, а сын где-то живой.

Военком разозлился и даже прикрикнул:

- Это разглашению не подлежит. А вы ходите и всем говорите, что у вас погиб сын. Приказ - не разглашать!!

...Сутки я мучилась, пока родила. Узнала - сын! - боли прошли: не зря мучилась. С первых дней боялась за него, больше никого у меня не было. Жили мы в бараке, жили так: в комнате стояла моя кровать и детская коляска, и еще два стула. Работала я на железной дороге стрелочницей, зарплата шестьдесят рублей. Вернулась из больницы - и сразу в ночную смену. С коляской на работу ездила. Возьму плитку, накормлю его, он спит, а я поезда встречаю и провожаю. Подрос, стала одного дома оставлять. Привяжу за ножку к кровати и ухожу. Он вырос у меня хороший.

Поступил в строительное училище в Петрозаводске. Я приехала его навещать, он поцеловал меня и куда-то убежал. Обиделась даже. Заходит в комнату, улыбается:

- Сейчас девочки придут.

- Какие девочки?

А это он сбегал к девочкам похвастаться, что к нему мама приехала, чтобы они пришли и посмотрели, какая у него мама.

Кто мне подарки дарил? Никто. Приезжает на Восьмое марта. Встречаю на вокзале:

- Давай, сынок, помогу.

- Сумка, мама, тяжелая. Ты возьми мою трубку чертежную. Но неси осторожно, там чертежи.

Я так и несу, а он проверяет, как я несу. Что там за чертежи?! Дома он раздевается, я быстрее на кухню: как мои пирожки? Поднимаю голову: стоит и держит в руке три красных тюльпана. Где он их взял на Севере? В Карелии? В тряпочку завернул и в трубку чертежную, чтобы не замерзли. А мне никто никогда цветы не дарил.

Летом поехал в стройотряд. Вернулся как раз перед моим днем рождения:

- Мама, извини, что не поздравил. Но я тебе привез... - И показывает извещение на денежный перевод.

Читаю:

- Двенадцать рублей пятьдесят копеек.

- Ты, мама, забыла большие цифры. Тысяча двести пятьдесят рублей...

- Таких сумасшедших денег сроду в руках не держала и не знаю, как они пишутся.

Он такой довольный:

- Теперь ты отдохнешь, а я буду работать. Буду много зарабатывать. Ты помнишь, когда я был маленький, я обещал, что вырасту и буду носить тебя на руках?

Правда, такое было. И вырос он метр девяносто шесть ростом. Поднимал и носил меня, как девочку. Наверное, потому мы так любили друг друга, что у нас никого больше не было. Как бы я его жене отдала, не знаю. Не перенесла бы.

Прислали повестку идти в армию. Он хотел, чтобы его взяли в десантники:

- Мама, набирают в десантные войска. Но меня, сказали, не возьмут, потому что я своей силищей им все стропы пообрываю. А у десантников такие красивые береты...

И все-таки он попал в Витебскую десантную дивизию. Приехала к нему на присягу. Даже не узнала: выпрямился, перестал стесняться своего роста.

- Мама, почему ты у меня такая маленькая?

- Потому что я скучаю и не расту, - еще пробовала шутить.

- Мама, нас посылают в Афганистан, а меня опять не берут. Почему ты не родила еще девочку, тогда бы меня взяли?

Когда они принимали присягу, присутствовало много родителей. Слышу:

- Мама Журавлева здесь? Мама, идите поздравьте сына.

Я подошла и хочу его поздравить, а он же метр девяносто шесть, никак не дотянусь до него.

Командир приказывает:

- Рядовой Журавлев, нагнитесь, пусть мама вас поцелует.

Он нагнулся и поцеловал, и кто-то нас в эту минуту сфотографировал. Единственный военный снимок, который у меня есть.

После присяги его отпустили на несколько часов, и мы пошли в парк. Сели на траву. Снял он сапоги - ноги стерты в кровь. У них был маршбросок на пятьдесят километров, а сапог сорок шестого размера не было, и ему дали сорок четвертый. Не жаловался, наоборот:

- Мы бежали с рюкзаками, груженными песком. Как ты думаешь, каким я прибежал?

- Наверное, последним из-за этих сапог.

- Нет, мама, я был первым. Я снял сапоги и бежал, и песок не высыпал, как другие.

Мне хотелось что-нибудь сделать для него особенное:

- Может, сынок, в ресторан пойдем? Мы никогда с тобой не были в ресторане.

- Мама, купи лучше мне килограмм леденцов. Вот это будет подарок!

Перед отбоем мы расстались. Он помахал мне вслед кульком с леденцами.

Нас, родителей, разместили на территории части в спортзале на матах. Но мы только под утро легли, всю ночь ходили вокруг казармы, где спали наши ребята. Заиграл горн, я подхватилась: поведут на физзарядку, вдруг еще раз его увижу, хотя бы издалека. Бегут, все в одинаковых полосатых маечках - пропустила, не углядела. А они ходили строем в туалет, строем на физзарядку, строем в столовую. По одному им не разрешали, потому что, когда ребята узнали, что их посылают в Афганистан, один в туалете повесился, еще двое себе вены перерезали. Их караулили.

Садились в автобус, я одна из родителей плакала. Как будто что-то мне подсказывало, что видела его в последний раз. Скоро он написал: «Мама, я видел ваш автобус, я так бежал, чтобы увидеть тебя еще раз». Когда мы сидели с ним в парке, по радио пели: «Как родная меня мать провожала». Услышу теперь эту песню... (Еле сдерживает слезы.)

Второе письмо начиналось: «Привет из Кабула...» Прочитала и так начала кричать, что прибежали соседи. «Где закон? Где защита? - Билась головой о стол. - Он у меня единственный, даже в царское время единственных кормильцев в армию не брали. А тут на войну послали». Впервые после рождения Саши пожалела, что не вышла замуж, что некому меня защитить. Саша, бывало, дразнится:

- Мама, почему не выходишь замуж?

- Потому что ты меня ревнуешь.

Засмеется и промолчит. Мы собирались жить вместе долго-долго.

Еще несколько писем и молчание, такое длинное молчание, что я обратилась к командиру части. И Саша тут же пишет: «Мама, не пиши больше командиру части, знаешь, как мне попало? А я не мог тебе написать, руку оса укусила. Просить кого-нибудь не хотел, ты испугалась бы чужого почерка». Жалел меня, придумывал сказки, как будто я не смотрела каждый день телевизор и не могла сразу догадаться, что он был ранен. Теперь, если один день не было письма, у меня отказывали ноги. Он оправдывался: «Ну как могут приходить каждый день письма если нам даже водичку раз в десять дней возят?» Одно письмо было радостное: «Ура-ура! Сопровождали колонну в Союз. Дошли до границы, дальше не пустили, но мы хоть издалека посмотрели на свою Родину. Нигде лучше земли нет». В последнем письме: «Если я проживу лето, я вернусь».

Двадцать девятого августа я решила, что лето кончилось, купила ему костюм, туфли. Висит в шкафу...

Тридцатое августа... Перед тем как идти на работу, сняла с себя сережки и кольцо. Почему-то не могла носить.

Тридцатого августа он погиб.

За то, что осталась жива после смерти сына, я должна благодарить своего брата. Он неделю лежал ночью возле моего дивана, как собака... Сторожил меня... А у меня в голове было одно: добежать до балкона и спрыгнуть с седьмого этажа... Помню, внесли в комнату гроб, я легла на него и меряю, меряю... Один метр, второй метр... Сын у меня двухметровый был... Руками мерила, по росту ли гроб...

Как сумасшедшая говорила с гробом: «Кто там? Ты ли там, сынок?» Привезли в закрытом гробу: вот, мать, твой сын... Отдаем тебе... Я не могла его поцеловать последний раз... Погладить... Я даже не видела, во что он одет... Сказала, что место на кладбище сама ему выберу. Сделали мне два укола, и мы пошли с братом. На главной аллее уже были «афганские» могилы.

- И моего сыночка сюда. Тут, со своими ребятами, ему будет веселее.

Кто с нами был, не помню, какой-то начальник, качает головой:

- Не разрешено их хоронить вместе. Раскидываем по всему кладбищу.

Ой недобрая я стала! Ой недобрая я теперь стала... «Не обозлись, Соня. Ты только, Соня, не обозлись», - умолял брат. А как мне доброй стать? По телевизору показывают ихний Кабул... А я бы взяла пулемет и всех перестреляла, сяду у телевизора и «стреляю»... Это они моего Сашу убили... А один раз показали старую женщину, наверное, афганскую мать... Она прямо на меня смотрела... Я подумала: «А там же ее - сын, может, его тоже убили?» Вот после нее я перестала «стрелять».

Я не сумасшедшая, но я его жду... Рассказывают случай: привезли матери гроб, она его похоронила. А через год сын возвращается... И я жду... Я не сумасшедшая...

С творчеством Светланы Алексиевич вас познакомила Любовь Шемелина