Вера Иосифовна Панченко 

Стихи о России 

* * *

Оторвался от родины –

Жизнь свою сократил,

Ах, земля-сковородина,

Где мой угол и тыл?

 

По-собачьи привязана

И чужда по-людски.

За все годы не сказано

Ни словечка тоски.

 

Чтобы справиться с нею

Безо всяких прорух,

Надо губы плотнее,

Равнодушнее слух.

24 июня 1997 

* * *

Язычества невинное бесстыдство

Откинуло и рожки и копытца,

И православием пришлось умыться,

И обрести святое монастырство.

 

И стыд пришел – спасительное чувство,

Душа свои изведала высоты.

Ей приземляться больше неохота,

И новых измерений нету все-то,

И целомудрие – вино искусства. 

8 октября 1997


* * *

«Русь бредит Богом…»

Николай Гумилев 


«Силой, связующей всех «новонаходников»

в Москве, стала православная вера».

Лев Гумилев

 

Православие – дух созиданья,

Неизбежный душевный размах,

Если совесть за верною данью

К изголовью спускалась впотьмах.

 

Вера шла по славянским просторам,

Формируя единый народ,

Укрепясь не ораторским спором,

А характером этих широт.

 

За пределом усталой Европы

Сохранилась души чистота.

Все бояре, купцы и холопы

Вняли ей – как завету Христа.

 

Так сомкнулись благие деянья.

Не исчерпано время плодов.

И продлить этот дух созиданья

Россиянин, похоже, готов. 

Октябрь 1997 


* * *

Глагол, глаголица, глаголать,

Глагольник – времени подстать.

И слово падает, как желудь, -

Упущенное наверстать.

 

Звенит согласных перекрестье –

От звонких гласных не отстать.

Мое предсердие – предместье,

Где прирастает эта стать.

 

И не найдешь, как ворожейка,

И не построишь молотком, -

Лишь надо вспомнить хорошенько

То, что впиталось с молоком.

 

Пристрастное мое глагольство –

Казна моя и благодать.

А если гложет недовольство,

То нужно Даля полистать.

9 октября 1997


* * *


Пока в расхристанных  церквах российских

Гноила власть колхозную картошку

И молодежь субботними ночами

Вбивала в пыль веселый краковяк,

 

Тем временем безвредные страницы

С дворянской вымирающей породой

Несли в своих литературных порах

Могучий православия заряд.

 

На классике взрастали поколенья –

С моделью мира, сложенной веками.

Она и есть духовная основа.

Литература нацию спасла.

6 ноября 1997 


* * *

А лирика – жанровый узел,

Принявший столетья вину,

Наш век все понятия сузил,

Но лирике дал глубину.

 

В ней эпика, гимны и драма,

Где с мужеством не было уз.

И лирики легкая рама

Несет человечества груз

 

В российском словесном улове

Есть несколько веских улик,

Что в тихом и искреннем слове –

Эпохи трагический вскрик.

Ноябрь 1997 


Из книги «Весло» 1998 – 1999 

* * *

Ничего, окромя печали,

В этом царстве не величали,

Потому как свою печаль

Этнос жалостный источал.

И всегда было жаль чего-то,

Слезы капали с пол-оборота

Не от голода, не от горя –

От березки на косогоре.

Горизонтом любимые дали,

Как снопы, перевязаны в талии.

Устремляется сердце в марь

И купается, как сизарь.

Это – песня, но больше – молчанье.

Это – встреча, но больше – прощанье.

Я фамильная грусть-тоска

От макушки и до носка.

Почему-то, зачем-то, чего-то –

Неудобная больно щедрота,

Неприкаянность, неуют,

Неосознанный абсолют.

23 июня 1998 


17 июля 1998 

У этой даты назначенье –

Сомкнуть собою связь времен,

Узнав со вздохом облегченья,

Что царский остов – погребен.

17 июля 1998 

* * *

Достоевский – двадцатому веку в угоду:

Драматичность порока и светобоязнь.

Он не только предсказывал – делал погоду,

Предлагая нам жизнь принимать, словно казнь.

  

И немногим, наверно, нужнее Тургенев –

Обрисованный плавно спокойный портрет.

Он торжествен и светел, он чист и сиренев,

И нам жизнь предлагает, как утренний свет.

10 августа 1998

* * *

Христос стоял у верстака,

Сбивая в кровь ладонь.

Болела юная рука –

Земных азов огонь.

 

Мой дед стоял у верстака,

Сбивая в кровь ладонь.

Болела юная рука –

Земных азов огонь.

 

Отец стоял у верстака…

Их, недоступных злу,

Поддерживал наверняка

Собрат по ремеслу. 

29 августа 1998 


* * *

Ушаст, как летучая мышь,

Юнец с проницательным взором,

Попал умирать за Иртыш,

К последним в стране семафорам.

 

Ходил он по гребню волны

И позже – по лезвию бритвы,

Не ведали ямбы вины,

Не кланялись вольные ритмы.

 

Он жизнью за них заплатил,

Растоптанный, как подорожник,

Столетья опора и тыл,

Хоть жертва его и заложник.

 

А был он тщедушен и слаб,

И бредил божественным Дантом,

Предчувствуя грозный масштаб,

Присущий бессмертным талантам.

16-17 сентября 1998

* * *


По правую руку – Восток,

Далекий, родной, позабытый,

Холодным восходом умытый

Азийский зеленый висок.

  

Монгольский прищур и раскос –

Первейшая, право, примета:

Вот дети простора и света,

Колючих и солнечных слез.

 

А я лишь миграций продукт –

Деды свое счастье искали.

Достроен тоннель на Байкале,

Транссиб паровозом продут.

 

Судьбы подъездные пути –

Не я их себе выбирала,

За древним порогом Урала –

Основа моя во плоти.

 

И образ пространства сквозной

Порою выходит наружу,

Как наледь сибирская в стужу, -

Присутствием гор за спиной.

 

И чувством бездомья – когда

Я дома и всё тут в порядке,

И хочется мне без оглядки –

В неведомые города.

 

Но знает свой ход колея,

На дне переплавя разлуку,

Покажет по правую руку –

Вернуться на круги своя.

12, 20, 23 ноября 1998

 

* * *

Отцы-пилигримы – так называют американцы

своих первых поселенцев, приехавших из Англии.

 

А наши отцы-пилигримы

Прельстились таежною ширью.

Предчувствием страшным томима,

Страна прирастала Сибирью

 

Метельное наше горнило

Кует по суровым законам.

Кого оно не схоронило –

Тот стал в эту землю влюбленным.

 

Где нынче – и следу не видно –

Индейцы и все их богатство?

А нашим отцам безобидно

Таежных кочевников братство.

 

Сибири дано назначенье –

Быть жилою сил и терпенья,

И век наш по их извлеченью –

Искусник с рекордной ступенью…

 

А кладбищем став безымянным,

Хоть в этих делах не повинна,

Сникает к печальным полянам,

И ветер вздыхает полынно.

26 ноября 1998


* * *

Это рабское чувство вины –

Ни за что и совсем безотчетно,

Я несу, словно знамя, почетно

Из ушедшей недавно страны.

 

Даже гавкнуть в ответ на пинок

Нету сил – только руку воздела

Благодарствовать битое тело,

Что скрипит и не падает с ног.

17 октября 1999 


Из книги «Каменья дней» 2000


Русская строфа 

О, целомудренная муза

Скупой ахматовской строки,

Свет преломившая, как друза,

Потемкам века вопреки.

 

Ей ноша времени привычна,

И чувствуя глубинный ток,

Она по-блоковски трагична,

Тоски провидческой знаток.

 

И пастернаковское зелье,

Гармонии большой запас,

Она хранит с целебной целью -

Облагородить, жалких, нас.

 

Она темна - квадратный корень,

Извлек  художник Мандельштам

Подспудный перечень - за коим

Рассудок ходит по пятам...

 

Прицельны, словно дальномер, -

И перевесят эти строфы

Все мировые катастрофы,

Как перевесил их Гомер.

 20 апреля 2000

* * *

Был славен мой дед Моисей

И прадед мой Панченко Федор,

А дальше, по малой Расее,

Травой поминальник засеян.

 

Раз Федор надумал: пора.

На лавке лег в белой рубахе,

Невестка пришла со двора

Со щами – попятилась в страхе.

 

Старик уловил запашок

И сел – сердце все же не камень.

И грохнулся на пол горшок –

Невестка всплеснула руками…

 

Семейных преданий канва

Последней картинкой жива,

А дальше я дерево строю

При помощи общей истории.

 

Весь курс ее – путь топора,

Большие и малые рати.

И как удалось моим пра-

Уйти от кровавых объятий?

 

Найдется, найдется резон

Гордиться своей родословной,

Хотя бы туманный, как сон,

О ней только слышала звон. 

      7-8 мая 2000

НАЗАД НА АВТОРСКУЮ СТРАНИЦУ